Page 109 - Чевенгур
P. 109

— У него, товарищ, кровь в голове думает, а у твоего Прокофия  — кость, — гордо и
               раздельно объяснил  Копенкин. —  Понятно тебе  хоть  раз?..  На  бланок  —  отправляй в  ход
               товарища Луя.
                     Чепурный  при  напряжении  мысли  ничего  не  мог  выдумать  —  вспоминал  одни
               забвенные бесполезные события, не дающие никакого чувства истины. То его разуму были
               видны костелы в лесу, пройденные маршем в царскую войну, то сидела девочка-сиротка на
               канаве и ела купыри; но когда эта девочка, бесполезно хранимая в душе Чепурного, была
               встречена в жизни — теперь навеки неизвестно; и жива ли она в общем — тоже немыслимо
               сказать;  быть  может,  та  девочка  была  Клавдюшей  —  тогда  она,  действительно,  отлично
               хороша и с ней грустно разлучаться.
                     — Чего глядишь, как болящий? — спросил Копенкин.
                     — Так, товарищ Копенкин, — с печальной усталостью произнес Чепурный. — Во мне
               вся жизнь облаками несется!
                     — А надо, чтоб она тучей шла, — оттого тебе, я вижу, и неможется, — сочувственно
               упрекнул  Копенкин. —  Пойдем  отсюда  на  свежее  место:  здесь  сырым  богом  каким-то
               воняет.
                     — Пойдем. Бери своего коня, — облегченно сказал Японец.
                     — На открытом месте я буду сильней.
                     Выйдя  наружу,  Копенкин  показал  Японцу  надпись  на  храме-ревкоме:  «Приидите  ко
               мне все труждающиеся».
                     — Перемажь по-советски!
                     — Некому фразу выдумать, товарищ Копенкин.
                     — А Прокофию дай!
                     — Не так он углублен — не осилит; подлежащее знает, а сказуемое позабыл. Я твоего
               Дванова  секретарем  возьму,  а  Прокофий  пускай  свободно  шалит…  А  скажи,  пожалуйста,
               чем тебе та фраза не мила — целиком против капитализма говорит…
                     Копенкин жутко нахмурился.
                     — По-твоему,  бог  тебе  единолично  все  массы  успокоит?  Это  буржуазный  подход,
               товарищ Чепурный. Революционная масса сама может успокоиться, когда поднимется!
                     Чепурный глядел на Чевенгур, заключивший в себе его идею. Начинался тихий вечер,
               он  походил  на  душевное  сомнение  Чепурного,  на  предчувствие,  которое  не  способно
               истощиться мыслью и успокоиться. Чепурный не знал, что существует всеобщая истина и
               смысл жизни — он видел слишком много разнообразных людей, чтобы они могли следовать
               одному  закону.  Некогда  Прокофий  предложил  Чепурному  ввести  в  Чевенгуре  науку  и
               просвещение,  но  тот  отклонил  такие  попытки  без  всякой  надежды.  «Что  ты, —  сказал  он
               Прокофию, — иль не знаешь — какая наука? Она же всей буржуазии даст обратный поворот:
               любой капиталист станет ученым и будет порошком организмы солить, а ты считайся с ним!
               И потом наука только развивается, а чем кончится — неизвестно».
                     Чепурный  на  фронтах  сильно  болел  и  на  память  изучил  медицину,  поэтому  после
               выздоровления он сразу выдержал экзамен на ротного фельдшера, но к докторам относился
               как к умственным эксплуататорам.
                     — Как ты думаешь? — спросил он у Копенкина. — Твой Дванов науку у нас не введет?
                     — Он мне про то не сказывал: его дело один коммунизм.
                     — А то я боюсь, — сознался Чепурный, стараясь думать, но к месту вспомнил Прошку,
               который  в  точном  смысле  изложил  его  подозрение  к  науке. —  Прокофий  под  моим
               руководством сформулировал, что ум такое же имущество, как и дом, а стало быть, он будет
               угнетать ненаучных и ослабелых…
                     — Тогда  ты  вооружи  дураков, —  нашел  выход  Копенкин. —  Пускай  тогда  умный
               полезет к нему с порошком! Вот я — ты думаешь, что? — я тоже, брат, дурак, однако живу
               вполне свободно.
                     По улицам Чевенгура проходили люди. Некоторые из них сегодня передвигали дома,
               другие  перетаскивали  на  руках  сады.  И  вот они  шли отдыхать,  разговаривать  и  доживать
   104   105   106   107   108   109   110   111   112   113   114