Page 111 - Чевенгур
P. 111

— На высшее! — выдумал  Прокофий. —  На открытый океан, дорогой товарищ, и на
               гармонию схем!
                     Луй не видел, кроме рек и озер, другой воды, гармонии же знал только двухрядки.
                     — А пожалуй, на коня человек больше схож, — заявил Чепурный, вспоминая знакомых
               лошадей.
                     — Понимаю, — продолжая чувства Чепурного, сказал Прокофий. — У коня есть грудь
               с сердцем и благородное лицо с глазами, но у дерева того нет!
                     — Вот именно, Прош! — обрадовался Чепурный.
                     — Я ж и говорю! — подтвердил Прокофий.
                     — Совершенно верно! — заключительно одобрил Чепурный.
                     Луй  удовлетворился  и  предложил  ревкому  немедленно  стронуть  Чевенгур  в  даль.
               «Надо, чтобы человека ветром поливало, — убеждал Луй, — иначе он тебе опять угнетением
               слабосильного займется, либо само собою все усохнет, затоскует — знаешь как? А в дороге
               дружбы никому не миновать — и коммунизму делов хватит!»
                     Чепурный  заставил  Прокофия  четко  записать  предложение  Луя,  а  затем  это
               предложение  обсуждалось  на  заседании  ревкома.  Чепурный,  чуя  коренную  правду  Луя,
               однако,  не  давал  Прокофию  своих  руководящих  предчувствий,  и  заседание  тяжело
               трудилось весь весенний день. Тогда Прокофий выдумал формальный отвод делу Луя:  «В
               виду  грядущей  эпохи  войн  и  революций  считать  движение  людей  неотложным  признаком
               коммунизма,  а  именно:  броситься  всем  населением  уезда  на  капитализм,  когда  у  него
               всецело созреет кризис, и впредь не останавливать победного пути, закаляя людей в чувстве
               товарищества  на  дорогах  всего  земного  шара;  пока  же  коммунизм  следует  ограничивать
               завоеванной у буржуазии площадью, чтоб нам было чем управлять».
                     — Нет, товарищи, — не согласился рассудительный Луй. — На оседлости коммунизм
               никак не состоится: нет ему ни врага, ни радости!
                     Прокофий  наблюдал  внимательно  слушающего  Чепурного,  не  разгадывая  его
               колеблющихся чувств.
                     — Товарищ  Чепурный, —  попробовал  решить  Прокофий. —  Ведь  освобождение
               рабочих  —  дело  самих рабочих! Пусть Луй  уходит и постепенно освобождается! При чем
               тут мы?
                     — Правильно! —  резко заключил Чепурный. —  Ходи, Луй:  движение  — дело массы,
               мы у нее под ногами не мешаемся!
                     — Ну, спасибо, — поклонился ревкому Луй и ушел искать необходимости куда-нибудь
               отправиться из Чевенгура.
                     Заметив  однажды  Копенкина  на  толстом  коне,  Луй  сразу  засовестился,  потому  что
               Копенкин  куда-то  едет,  а  он,  Луй,  живет  на  неподвижном  месте;  и  Луй  еще  больше  и
               подальше  захотел  уйти  из  города,  а  до  отхода  задумал  сделать  Копенкину  что-нибудь
               сочувственное,  но  нечем  было  —  в  Чевенгуре  нет  вещей  для  подарков:  можно  только
               попоить лошадь Копенкина, Копенкин же строго не подпускал к ней посторонних и поил ее
               лично.  И  нынче  Луй  жалел,  что  много  домов  и  веществ  на  свете,  не  хватает  только  тех
               самых, которые обозначают содружество людей.
                     После  губернии  Луй  решил  не  возвращаться  в  Чевенгур  и  добраться  до  самого
               Петрограда, а там — поступить во флот и отправиться в плавание, всюду наблюдая землю,
               моря  и  людей  как  сплошное  питание  своей  братской  души.  На  водоразделе,  откуда  были
               видны чевенгурские долины, Луй оглянулся на город и на утренний свет:
                     — Прощай, коммунизм и товарищи! Жив буду — всякого из вас припомню!
                     Копенкин разминал Пролетарскую Силу за чертою города и заметил Луя на высоком
               месте.
                     «Должно  быть,  бродяга,  на  Харьков  поворачивает, —  про  себя  решил  Копенкин. —
               Упущу я с ними золотые дни революции!» — и пустил коня степным маршем в город, чтобы
               окончательно, и сегодня же, проверить весь коммунизм и принять свои меры.
                     От передвижки домов улицы в Чевенгуре исчезли — все постройки стояли не на месте,
   106   107   108   109   110   111   112   113   114   115   116