Page 116 - Чевенгур

городе густой мелкой буржуазии. И тут он начал мучиться всем телом — для коммунизма
почва в Чевенгуре оказалась слишком узка и засорена имуществом и имущими людьми; а
надо было немедленно определить коммунизм на живую базу, но жилье спокон века занято
странными людьми, от которых пахло воском. Чепурный нарочно уходил в поле и глядел на
свежие открытые места — не начать ли коммунизм именно там? Но отказывался, так как
тогда должны пропасть для пролетариата и деревенской бедноты чевенгурские здания и
утварь, созданные угнетенными руками. Он знал и видел, насколько чевенгурскую
буржуазию томит ожидание второго пришествия, и лично ничего не имел против него.
Пробыв председателем ревкома месяца два, Чепурный замучился — буржуазия живет,
коммунизма нет, а в будущее ведет, как говорилось в губернских циркулярах, ряд
последовательно-наступательных переходных ступеней, в которых Чепурный чувством
подозревал обман масс.
Сначала он назначил комиссию, и та комиссия говорила Чепурному про необходимость
второго пришествия, но Чепурный тогда промолчал, а втайне решил оставить буржуазную
мелочь, чтоб всемирной революции было чем заняться. А потом Чепурный захотел
отмучиться и вызвал председателя чрезвычайки Пиюсю.
— Очисть мне город от гнетущего элемента! — приказал Чепурный.
— Можно, — послушался Пиюся. Он собрался перебить в Чевенгуре всех жителей, с
чем облегченно согласился Чепурный.
— Ты понимаешь — это будет добрей! — уговаривал он Пиюсю. — Иначе, брат, весь
народ помрет на переходных ступенях. И потом, буржуи теперь все равно не люди: я читал,
что человек как родился от обезьяны, так ее и убил. Вот ты и вспомни: раз есть пролетариат,
то к чему ж буржуазия? Это прямо некрасиво!
Пиюся был знаком с буржуазией лично: он помнил чевенгурские улицы и ясно
представлял себе наружность каждого домовладельца: Щекотова, Комягина, Пихлера,
Знобилина, Щапова, Завын-Дувайло, Перекрутченко, Сюсюкалова и всех их соседей. Кроме
того, Пиюся знал их способ жизни и пропитания и согласен был убить любого из них
вручную, даже без применения оружия. Со дня своего назначения председателем
чрезвычайки он не имел душевного покоя и все время раздражался: ведь ежедневно мелкая
буржуазия ела советский хлеб, жила в его домах (Пиюся до этого работал двадцать лет
каменным кладчиком) и находилась поперек революции тихой стервой. Самые пожилые
щербатые личности буржуев превращали терпеливого Пиюсю в уличного бойца: при
встречах со Щаповым, Знобилиным и Завын-Дувайло Пиюся не один раз бил их кулаками, а
те молча утирались, переносили обиду и надеялись на будущее; другие буржуи Пиюсе не
попадались, заходить же к ним нарочно в дома Пиюся не хотел, так как от частых
раздражений у него становилось душно на душе.
Однако секретарь уика Прокофий Дванов не согласился подворно и явочным порядком
истребить буржуазию. Он сказал, что это надо сделать более теоретично.
— Ну, как же — сформулируй! — предложил ему Чепурный.
Прокофий в размышлении закинул назад свои эсеровские задумчивые волосы.
— На основе ихнего же предрассудка! — постепенно формулировал Прокофий.
— Чувствую! — не понимая, собирался думать Чепурный.
— На основе второго пришествия! — с точностью выразился Прокофий. — Они его
сами хотят, пускай и получают — мы будем не виноваты.
Чепурный, напротив, принял обвинение.
— Как так не виноваты, скажи пожалуйста! Раз мы революция, то мы кругом виноваты!
А если ты формулируешь для своего прощения, то пошел прочь!
Прокофий, как всякий умный человек, имел хладнокровие.
— Совершенно необходимо, товарищ Чепурный, объявить официально второе
пришествие. И на его базе очистить город для пролетарской оседлости.
— Ну, а мы-то будем тут действовать? — спросил Чепурный.
— В общем — да! Только нужно потом домашнее имущество распределить, чтобы оно