Page 58 - Донские рассказы

других желудочных происшествий.
– Нашу воду можно и сырую пить, – упрямо сказал старик. – Каждый год колодезь
чистим, весь хутор пьет, и сроду никто животом не хворал.
Лопахин исчерпал все возможности деликатно надоумить непонятливого старика и,
отчаявшись, пошел напролом:
– Молочка пресного нельзя ли у вас добыть или хотя бы масла сливочного?

– А это, сынок, вам надо обратиться к заведующей МТФ. Вот она стоит возле доярок,
конопатенькая такая, кругленькая, в серой шальке.

– А вы… кто же вы будете по чину? – растерянно спросил Лопахин.
Старик, разглаживая бороду, с гордостью ответил:

– Я тут конюхом работаю вот уже третий год. Работаю – дай бог всякому: и покос за
мной, и присмотр за худобой, и по хозяйству все как есть лажу. Премию нонешний год
мне сулили…

Он еще что-то говорил, но Лопахин с досадой шлепнул себя ладонью по каске и,
беззвучно шевеля губами, пошел к женщине, покрытой серой шалью.

Заведующая оказалась простой и покладистой женщиной. Она внимательно выслушала
просьбу Лопахина, сказала:

– Мы на госпиталь раненым отпустили полтораста литров молока и масла, кое-что еще
осталось, с собой нам его не везти. Два бидона молока вашим бойцам хватит? Глаша,
отпусти товарищу командиру молока два бидона, вчерашнего вечорошника, и, если
осталось в леднике сливочное масло, – тоже дай килограмма два-три.
Довольный и весьма польщенный тем, что его приняли за командира, Лопахин с жаром
пожал руку доброй заведующей, проворно спустился в ледник. Принимая из рук доярки
холодные, отпотевшие на льду бидоны, он восхищенно сказал:

– Не знаю, как вас, Глаша, по отчеству, но прелесть вы, а не женщина! Просто взбитые
сливки, да и только! На мой аппетит – вас целиком можно за один присест скушать:
намазывать по кусочку на хлеб и жевать даже без соли…

– Уж какая есть, – сурово ответила неприступная доярка.
– Нечего скромничать, определенно хороша Глаша, да не наша, вот в чем вся беда! И с
чего это вас так разнесло, неужели с парного молока или с простокваши? – продолжал
восхищаться Лопахин.
– Бери бидоны, пойдем. За маслом потом придешь.

– Я с вами на этом леднике согласен всю жизнь просидеть, – убежденно сказал Лопахин.

Воровато оглянувшись на полуоткрытую дверь, он попытался обнять пышнотелую
доярку, но та легко отвела руку Лопахина, показала ему большой смуглый кулак и
дружелюбно улыбнулась:

– Гляди, парень, от этого скорее, чем ото льда, остынешь. Я строгая вдова и глупостей
этих не люблю.

– От такой вдовы согласен нести любой урон, но отступать не намерен – и без этого
наотступался до тошноты, – смиренно сказал Лопахин и упрямо потянулся к доярке, к ее
смеющимся малиновым губам.
Но в этот момент обитая камышом дверь ледника широко и некстати распахнулась, в
просвете возникла темная фигура, и зычный стариковский бас зарокотал:

– Гликерия! Чего ты там запропастилась? Подолом ко льду примерзла, что ли? Иди
скорей, и чтобы кобылу привела мне в два счета!