Page 59 - Донские рассказы

Лопахин отпрянул в сторону, чертыхаясь вполголоса, гремя бидонами, стал подниматься
по скользким от сырости ступенькам. Уже на выходе из ледника он подождал
следовавшую за ним все еще лукаво улыбавшуюся доярку, спросил:
– За Дон будете отступать или останетесь? Интересуюсь на всякий случай.

– Сейчас будем уходить, солдатик. Может, и ты с нами?
– Пока не по пути, – значительно суше сказал Лопахин, но тотчас же хрипловатый голос
его снова обрел воркующую, голубиную мягкость: – А если придется – где мы,
Глашенька, встретимся?
Смеясь и отталкивая Лопахина от двери крутым плечом, доярка ответила:

– Вроде бы и не к чему нам встречаться, но уж если так захочешь повидать, что будет
невтерпеж, – в лесу на той стороне Дона поищешь. Мы далеко от своего хутора не
пойдем.
Вздыхая и кляня в душе непоседливую солдатскую жизнь, нагруженный бидонами,
Лопахин побрел к саду. Потянуло его еще разок взглянуть на вдову, такую суровую на
вид, но с удивительно ласковыми рыжими искорками в глазах. Он оглянулся и едва не
упал, зацепившись ногою за кочку, и сейчас же вослед ему полетел и проник до самого
сердца заливистый женский смех…
В окопе Лопахин, не отрываясь, долго пил прямо через край бидона холодную
жизнетворящую влагу, потом, отяжелевший от выпитого молока и по-детски счастливый,
поручил Копытовскому распределить молоко среди бойцов роты по котелку на брата и
строго наказал не обижать остальных, если останутся излишки. Сам он снова собрался
идти, но Копытовский посоветовал не ходить:
– Старшина будет ругаться, не ходи. – Лопахин мечтательно улыбнулся, сказал:

– Я, может быть, и не пошел бы, но ноги сами меня несут… Там есть одна такая доярка,
Глаша, что, если бы не война, – я согласился бы с ней всю жизнь под коровьим брюхом
сидеть и за дойки дергать.

Прищурив глаза, закрывая черной ладонью рот, Копытовский спросил прерывающимся
от смеха голосом:

– За чьи дойки-то?
– Это не важно, – о чем-то задумавшись, рассеянно ответил Лопахин.

Взгляд его скользил по зеленым купам деревьев и надолго останавливался на красной
черепичной крыше МТФ.

– Смотри, как бы от старшины тебе нынче не досталось. Он что-то со вчерашнего дня
злой, как цепная собака, – предупредил Копытовский.

Лопахин махнул рукой, запальчиво сказал:
– Иди ты со своими советами и вместе со старшиной! Что он мне шагу не дает ступить?
Скажи, что Лопахин пошел за маслом, молоком его угости, вот и весь разговор. А если
он ко мне попробует привязаться, – я ему отпою панихиду! Я Лисиченкину кашу не могу
больше есть, у меня от нее язва желудка начинается. Пусть дают полностью по
микояновскому уставу положенный паек, тогда я и ловчить не буду. Что я, психой, чтобы
от сливочного масла отказаться, если добрые люди сами его предлагают? Не противнику
же его оставлять?

– Ну, если масло дают – нечего дремать, иди, – торопливо согласился Копытовский.
Минуту спустя Лопахин уже шагал по знакомой тропинке в саду, прислушивался к
утренним голосам птиц и с наслаждением вдыхал пресный и нестойкий запах смоченной
росой травы.

Несмотря на то что в течение нескольких суток подряд он почти не спал, недоедал и с