Page 130 - Собрание рассказов

неисправен, а он нашел место обрыва проводов и знает, где лежат ножницы, которые
перережут их еще раз, если понадобится. В деревню он вовсе не наведывается, даже когда
его предлагают туда подвезти. Добрую половину утра проводит, сидя у дороги, ожидая,
чтобы кто-нибудь подбросил бы ему на обратном пути пачку табаку, сахар и прочее.
— Поеду в деревню, а он тем временем возьмет да уберется отсюда, — говорил
Роджер.
На пятый день Эймос Крейн принес почту. В тот самый день, когда полил дождь. Было
письмецо и для Энн.
«Мой совет ему явно не нужен, — сказал себе Роджер. — Не исключено, что стихи уже
пошли».
И отдал письмецо Энн. Та сразу же прочла.
— Прочтешь? — сказала она.
— Не хочется, — сказал он.
Но акции машинописи в прежней цене, и вот, когда днем хлынул дождь, Роджеру
пришлось включить свет. Дождь обрушился на дом с такой силой, что Роджер, хоть и видел,
как его пальцы тычут в клавиши (печатал он двумя или тремя пальцами), но ударов не
слышал. Пинки не явилась, поэтому вскоре он прервал свое занятие, собрал на подносе обед,
отнес наверх и оставил на стуле возле двери Энн. Сам же он не стал тратить время на еду.
Уже стемнело, когда Энн первый раз спустилась вниз. Дождь хлестал по-прежнему.
Роджер увидел, что она, в дождевике и клеенчатой шляпе, быстрыми шагами пересекает
комнату. Перехватил он ее в тот миг, как она открывала входную дверь и в дом ворвался
ливень.
— Ты куда? — сказал Роджер.
Она попыталась высвободить руку.
— Не приставай.
— Нельзя же в такую погоду выходить из дому. Ты зачем?
— Не приставай. Прошу тебя.
Ей удалось вырваться, и она налегла на дверь, которую он придерживал.
— Нельзя. В чем дело? Я сам сделаю, что надо. В чем дело?
Но она, не глядя на него, лишь вырывалась да дергала дверную ручку.
— Мне нужно в деревню. Ну, пожалуйста, Роджер.
— Нельзя. На ночь глядя, да еще в такой ливень.
— Пожалуйста. Пожалуйста. — Он продолжал ее удерживать. — Пожалуйста.
Пожалуйста.
Он все ее удерживал, она отпустила дверь и пошла к себе наверх. А он вернулся к
машинке — ценностям, которые по-прежнему котировались исключительно высоко.
В полночь он все еще сидит за машинкой. На сей раз Энн облачена в купальный халат.
Стоит в дверях, держась за ручку. Волосы распущены.
— Роджер, — говорит она. — Роджер.
Он подходит к ней, достаточно проворно для толстяка, может, думает, что ей
нехорошо.
— Что? Что такое?
Она идет к парадной двери и распахивает ее настежь; в дом снова врывается дождь.
— Там, — говорит она. — Вон там.
— Что там?
— Он. Блер.
Роджер оттаскивает ее от двери. Насильно впихивает в кабинет, затем набрасывает
плащ, берет зонтик и выходит из дому.
— Блер! — окликает он. — Блер!
Тут взмывают жалюзи в окне кабинета, где подняла их Энн; она же перетащила на
подоконник настольную лампу и зажгла наружное освещение; и тут он видит Блера,
стоящего под дождем, без шляпы, голубое пальтецо на нем словно нашлепнуто