Page 134 - Собрание рассказов

этот час, не светилось; да если бы оно и светилось, все равно, откуда ему было знать, что
именно в тот день приятельницы рассказывали матери об Эми и что мать целых пять часов
неподвижно сидит в подушках, не сводя глаз с невидимой двери. Он вошел, как всегда, тихо,
держа в руках снятые ботинки, но не успел он прикрыть за собой входную дверь, как мать
окликнула его, даже не повысив голоса. Просто произнесла его имя:
— Говард.
Он отворил дверь. Мать сразу включила настольную лампу. Лампа стояла на столике у
постели; тут же были часы с подвижными стрелками, она остановила их два года назад, как
только смогла пошевелить руками после удара. Пока он шел к постели, она наблюдала за
ним; она была полная, совсем седая женщина с восковым лицом и темными глазами, в
которых не различить ни зрачков, ни радужной оболочки.
— Что случилось? — спросил он. — Тебе нехорошо?
— Подойди ближе, — сказала она.
Он подошел. Они посмотрели друг на друга. И, видимо, он понял; возможно, ждал
этого.
— Я знаю, кто тебе сказал, — произнес он. — Эти гиены, вынюхивающие падаль.
— Я рада, что ты назвал ее падалью, — сказала мать. — Раз так, я спокойна — ты не
приведешь ее в наш дом.
— То есть в твой дом.
— Неважно. В дом, где живет порядочная женщина. — Они глядели друг на друга;
ровным больничным светом светила лампа. — Ты мужчина. Я тебя не упрекаю. Я даже не
удивлена. Я просто хочу предупредить тебя, пока ты не стал еще посмешищем. Не путай дом
с конюшней.
— С конюш… ха! — воскликнул он, отступил назад и распахнул дверь нарочито
театральным жестом, напомнившим его отца. — С вашего разрешения…
Дверь он не закрыл. Мать сидела в подушках, выпрямившись, уставясь в темноту
передней: она слышала, как он подошел к телефону, позвонил девушке и попросил ее завтра
выйти за него замуж. Потом он снова появился в дверях.
— С вашего разрешения, — повторил он и все с той же напоминавшей его отца
театральностью закрыл дверь. Вскоре мать погасила лампу. В комнате стало уже светло.
И тем не менее на другой день они не поженились.
— Я боюсь, — сказала Эми. — Боюсь твоей матери. Что она обо мне говорит?
— Не знаю. Я никогда с ней о тебе не разговаривал.
— Даже не рассказал, что любишь меня?
— Какое это имеет значение? Давай поженимся.
— И будем жить с ней вместе? — Они посмотрели друг на друга. — Может, ты
поступишь на работу и мы снимем себе дом?
— Зачем? У меня хватает денег. Да и дом большой.
— Но это ее дом. Ее деньги.
— Они будут моими, нашими — со временем. Прошу тебя.
— Пойдем танцевать, попробуем еще раз.
Разговор происходил в гостиной пансиона, где она безуспешно пыталась научить его
танцевать. Музыка ему только мешала, эти звуки или, быть может, прикосновение тела Эми
действовали на него. И он забывал даже те нескладные движения, которым выучился. Но он
возил Эми в загородный клуб на танцевальные вечера; все знали, что они обручены. А она
исчезала с другими мужчинами, пряталась с ними в машинах, стоявших на неосвещенной
лужайке. Он пытался упрекать ее за это и еще за то, что она пьет.
— Пей уж хоть со мной, — говорил он.
— Мы обручены. С тобой неинтересно.
— Так, — кивнул он с готовностью, как принимал любой отказ; потом вдруг замер и
взглянул на нее. — Что со мной неинтересно? — Она слегка откинулась назад, потому что он
схватил ее за плечо. — Что со мной неинтересно?