Page 51 - Собрание рассказов

— Ни о чем, — сказала подруга. Она посмотрела на дверь в прихожую, потом достала
из-за пазухи сигарету и закурила. — Точно я не знаю. Просто слышала. Его дядя убил
человека — тот сказал, что в нем негритянская кровь.
— Врешь, — сказала Элли.
Подруга выдохнула струйку дыма.
— Спроси свою бабушку. Она ведь тоже жила в Луизиане?
— Ну, а ты-то? Приглашаешь его в свой дом, — сказала Элли.
— Но ведь я не целовалась с ним в чулане.
— Да ну? — сказала Элли. — Может, просто не удалось?
— Что же мне — тебя оттаскивать, что ли? — сказала подруга.
В тот же вечер они с Полем сидели на темной, обвитой виноградом веранде. Но в
одиннадцать не он, а она изнемогала от напряжения и тревоги:
— Нет, нет! Прошу тебя!
— Ну чего ты? Боишься?
— Боюсь. Прошу тебя, уходи.
— Значит, завтра?
— Нет. Не завтра, и никогда.
— Завтра.
На этот раз, проходя мимо бабушкиной комнаты, она не посмотре. на дверь. И не стала
плакать, войдя к себе, а, задыхаясь, злорадно твердила: «Негр! Негр! Интересно, что она
скажет, если узнает».
На следующий день Поль поднялся на веранду. Элли сидела в гамаке, а рядом с ней, на
стуле, бабушка. Элли вскочила и встретила Поля у верхней ступеньки.
— Зачем ты пришел сюда? — спросила она. — Ну зачем?
А потом повернулась и будто со стороны увидела, как сама идет впереди него к худой,
неприступной и беспощадной старухе, которая, выпрямившись, сидела в этом укромном
уголке, населенном бессчетными, безымянными призраками, чьи губы сливались для Элли в
один жадный рот. Она наклонилась и пронзительно крикнула:
— Это мистер де Монтиньи, бабушка!
— Что?
— Мистер де Монтиньи! Из Луизианы! — провизжала Элли и увидела, что тело
бабушки внезапно откинулось, как у змеи, готовой ужалить.
Это было днем. А вечером Элли впервые покинула веранду. Они с Полем укрылись в
кустах перед домом; в душной безумной тьме Элли совсем забыла про осторожность, кровь
ее громко стучала отчаяньем, торжеством и местью, когда она готова была вот-вот уступить:
«Пусть бы она увидела! Пусть бы она увидела!» И вдруг — Элли даже не услышала шороха
— словно раздался громкий окрик, она судорожно, неловко дернулась и пришла в себя. Над
ними стояла бабушка. Когда она появилась, сколько времени тут была, они не знали. Но она
все стояла, ничего не говоря, все те бесконечные минуты, пока Поль, не спеша, удалялся, а
Элли стояла, тупо думая: «Застигнута в грехе, не успев согрешить». Потом, у себя в комнате,
она приникла к двери, стараясь не дышать, подстерегая, когда бабушка, поднявшись по
лестнице, пройдет в комнату отца. Но шаги старухи стихли у двери ее спальни. Элли легла
на кровать и лежала, не раздеваясь, все еще тяжело дыша, а кровь по-прежнему громко
стучала. «Значит, завтра, — подумала она. — Она скажет ему утром». И тогда она
скорчилась, заметалась в кровати. «Я даже не успела согрешить, — задыхаясь от недоумения
и обиды, думала она. — Она уверена, что я согрешила, и скажет ему, а я все еще девушка.
Это она меня довела, а потом сама же помешала, в последнюю минуту». Потом в глаза Элли
ударило солнце, а она все так и лежала одетая. «Значит, она скажет сегодня утром,
сегодня, — тупо думала она. — Господи! Как я могла? Как я могла? Мне ведь никто не
нужен. И ничего не нужно».
Когда отец сошел к завтраку, Элли ждала в столовой. Он ничего не сказал — как видно,
он ни о чем не знал.