Page 53 - Собрание рассказов

она. — Остаток жизни я проживу так тихо, точно я уже мертвая».
Затем, в один прекрасный день, никого не предупредив, как будто и она согласилась на
перемирие и приняла условия капитуляции, бабушка отправилась погостить у сына в
Миллз-сити. С ее отъездом дом, казалось, стал еще больше и пустее, словно, кроме Элли,
только бабушка и была здесь живым существом. Теперь в доме с утра до ночи шили
приданое, но Элли казалось, что она бесшумно и бесцельно, без единой мысли в голове
движется в пустоте из одной комнаты в другую, и из всех них открывается один и тот же
вид, такой знакомый и такой мирный, что он уже больше не способен даже наводить грусть.
Долгие часы простаивала она у окна материнской спальни, наблюдая, как с каждым
летним днем вьющиеся побеги ломоноса все выше всползают по сетке и перебираются на
крышу веранды. Так прошли еще два месяца; до свадьбы оставалось три недели. Затем
как-то утром мать сказала:
— Бабушка хочет вернуться домой в воскресенье. Может, вам с Филиппом съездить в
Миллз-сити и провести субботний вечер у дяди, а в воскресенье вернуться вместе с
бабушкой?
Пять минут спустя Элли смотрела на свое отражение в зеркале, как смотрят на
человека, который только что избежал страшной опасности. «Господи, — думала она, —
чего это я чуть было не сделала? Чего я чуть было не сделала?»
Через час Элли дозвонилась Полю — не из дома, приняв все предосторожности, как ни
торопилась.
— В субботу утром? — спросил он.
— Да. Я скажу матери, что Фил… что он хочет выехать пораньше, на рассвете. Они не
узнают ни тебя, ни машину. Я буду ждать, и мы сразу же уедем.
— Хорошо. (Она слышала провода, слышала разделяющее их расстояние, она ликовала
— она спаслась!) Но ты не забыла, что это означает? Если я вернусь… Я ведь говорил тебе.
— Я не боюсь. Я тебе не верю, но теперь я не боюсь.
И она снова услышала провода.
— Я не женюсь на тебе, Элли.
— Хорошо, милый. Говорю же тебе, что я больше не боюсь. Так, значит, на рассвете. Я
буду готова.
Она пошла в банк. Немного погодя Филипп освободился и вышел к ней, туда, где она
ждала, — с напряженным, бледным, несмотря на пудру, лицом, с горящим, решительным
взглядом.
— Ты должен мне сделать одно одолжение. Мне трудно тебя просить, и тебе будет
трудно это сделать.
— Но я сделаю. Что именно?
— Бабушка в воскресенье приезжает домой. Мама хочет, чтобы мы поехали туда в
субботу и привезли ее.
— Ладно. В субботу я свободен.
— Да, но… Я ведь предупредила тебя, что это будет трудно… Я не хочу, чтобы ты
ехал.
— Не хочешь, чтобы я… — Он смотрел на ее возбужденное, осунувшееся лицо. — Ты
хочешь поехать одна? — Она молчала, не сводя с него взгляда. Потом подошла и заученным,
привычным движением прильнула к нему, взяла его руку и обвила вокруг себя. — А, —
сказал он. — Понимаю. Ты хочешь поехать с кем-то другим.
— Да. Сейчас я не могу тебе объяснить. Как-нибудь потом. Но мама не поймет. Она не
разрешит мне поехать ни с кем, кроме тебя.
— Ах, так. — Его рука безжизненно обмякла, Элли приходилось удерживать ее. — Ты
хочешь поехать с другим мужчиной.
Она негромко хихикнула.
— Не говори глупостей. Ну да, там будет и мужчина. Ты этих людей не знаешь, да и я с
ними вряд ли еще раз увижусь до свадьбы. Но мама не поймет. Вот почему я тебя попросила.