Page 55 - Собрание рассказов

в ярости непримиримости — пока шаги и голоса не миновали дверь и не стихли. Элли отняла
пальцы. Из веера карточек, заткнутых за раму зеркала, она выдернула одну с крошечным
карандашиком на шелковом шнурке и написала на обороте: «Он не негр Учился в Виргинском
университете и в Гарварде».
Бабушка прочла и подняла глаза.
— Гарвард — это понятно, но только не в Виргинии. Посмотри на его волосы и ногти,
если тебе требуются доказательства. Мне они не нужны. Я знаю, как называли его семью в
четырех поколениях. — Она отдала ей карточку. — Этот человек не может спать под одной
крышей с нами.
Элли схватила еще одну карточку и торопливо нацарапала: «Он будет здесь спать. Он
мой гость. Я пригласила его сюда. Ты моя бабушка, так неужели ты хочешь, чтобы я
обошлась с гостем хуже, чем с собакой?»
Бабушка прочла. И сказала, не выпуская карточки из рук:
— В Джефферсон он меня не повезет. Я не сяду в его машину, и ты тоже. Мы поедем
поездом. Никто из моей семьи с ним никуда не поедет.
Элли схватила еще одну карточку, бешено начеркала: «Я поеду! Меня ты не
остановишь. Вот попробуй!»
Бабушка прочла, подняла глаза на Элли. Они жгли друг друга злобным взглядом.
— Значит, я буду вынуждена сказать твоему отцу…
Но Элли уже снова писала. Карандаш еще не оторвался от бумаги, а она уже сунула
карточку бабушке и тут же дернула руку назад, пытаясь отнять ее. Но бабушка уже ухватила
карточку за уголок, и теперь та соединяла их, будто какая-то странная пуповина.
— Отпусти! — крикнула Элли. — Отпусти!
— Не тяни, — сказала бабушка.
— Не надо. Погоди! — вскрикнула Элли пронзительным шепотом, дергая карточку,
выкручивая ее. — Я ошиблась. Я…
С неожиданным проворством бабушка вывернула карточку написанным вверх.
— А-а! — сказала она и затем прочла вслух. — «Скажи ему! Что ты знаешь…» Ах,
так. Я вижу, ты не докончила. Что я знаю?
— Да, — сказала Элли. И яростно зашептала — Скажи ему! Скажи, что мы сегодня
утром ушли в рощу и пробыли там два часа. Скажи!
Бабушка спокойно и аккуратно сложила карточку и поднялась.
— Бабушка! — вскрикнула Элли.
— Подай мне палку, — сказала бабушка. — Вон там, у стены. Когда она ушла, Элли
подошла к двери, закрыла ее на задвижку и направилась к противоположной стене. Она тихо
достала сестрин халатик из шкафа и начала раздеваться, медленно, то и дело останавливаясь
и судорожно позевывая. «Господи, как я устала», — сказала она вслух, зевая. Она села к
туалетному столику, взяла несессер сестры и начала делать маникюр. На столике стояли
часы с инкрустацией из слоновой кости. Время от времени она на них поглядывала.
Потом часы под лестницей пробили полночь. Оторвав взгляд от своих ногтей и вскинув
голову, Элли прислушалась к последнему удару. Затем взглянула на часики возле себя. «Ну,
с вами на поезд не успеть!» — подумала она, и на лице ее снова появилось то усталое
отчаяние, которым был полон этот день. Элли вышла из комнаты в темный коридор. Она
стояла босая, в темноте, и, склонив голову, тихо всхлипывала, как обиженный ребенок. «Всё
против меня, — думала она. — Всё». Потом пошла дальше, бесшумно ступая и вытянув
перед собой в темноте руки. Ей казалось, что ее глаза от усилия что-то увидеть повернулись
и смотрят внутрь, в темноту черепа. Элли вошла в ванную и закрыла дверь. И тут ее вновь
охватило лихорадочное нетерпение. Она бросилась в угол, к стене, за которой была комната
для гостей, и, пригнувшись, приставила ладони рупором ко рту.
— Поль! — сдерживая дыхание, зашептала она. — Поль! — Но еле слышный горячий
шепот замирал на холодной штукатурке.
Согнувшись, нелепая в чужом халате, с отчаянием вперив невидящие глаза в темноту,