Page 57 - Собрание рассказов

мили. Подожду до следующего; и тогда я… Вот! Сейчас!».
— Поль, — сказала она. Но он не взглянул на нее. — Ты женишься на мне?
— Нет.
Она тоже не глядела на него. Она следила за его руками — как они легко покручивали
рулевое колесо. Между ними сидела бабушка, очень прямая, застыв под древней черной
шляпкой и глядя в одну точку перед собой — фигура, вырезанная из пергамента.
— Спрашиваю тебя еще раз, потом будет поздно. Говорю тебе, будет поздно. Поль…
Поль?
— Сказал тебе — нет. Ты меня не любишь. И я тебя не люблю. У нас об этом и речи не
было.
— Хорошо, хорошо. Ну, не люби. А без любви ты женишься? Помни — будет поздно.
— Нет. Не женюсь.
— Но почему, Поль? Почему?
Он не ответил. Машина мчалась вперед. Промелькнул первый знак, который она тогда
заметила, — она подумала спокойно: «Почти доехали. Следующий поворот». И сказала
громко, через глухоту сидевшей между ними старухи:
— Почему нет, Поль? Если из-за этих разговоров о негритянской крови, так я в них не
верю. И мне это все равно.
«Вот он, — подумала она, — этот поворот». Дорога, изгибаясь, пошла вниз. Элли
откинулась на спинку и увидела, что бабушка пристально смотрит на нее. Но теперь она не
только не понизила голоса — теперь она и не таилась, не прятала лицо.
— А если у меня будет ребенок?
— Ну и что? Теперь уж ничего не поделаешь. Надо было раньше думать. Вспомни, ты
сама меня позвала. Я тебя об этом не просил.
— Нет, не просил. Я тебя познала. Я тебя заставила. И в последний раз я тебя
срашиваю — женишься? Быстрее!
— Нет.
— Ну, хорошо, — сказала она и откинулась на спинку сиденья. В этот миг дорога
словно замерла, застыла, прежде чем ринуться по спуску вдоль обрыва; замелькал белый
барьер. Элли сбросила с ног плед и увидела, что бабушка все так же следит за ней; тогда она
нагнулась над коленями старухи, и их взгляды злобно встретились — измученной,
отчаявшейся девушки и старухи, чьи уши были давно уже для всех замкнуты, но глаза не
упускали ничего, — на бездонное мгновение последнего ультиматума неумолимого отказа.
— Ну, так умри! — крикнула она в лицо старухи. — Умри! — И схватила руль.
Поль попытался отшвырнуть ее, но она сумела всунуть локоть в рулевое колесо и,
перегибаясь через тело бабушки, всей своей тяжестью поворачивала и поворачивала руль.
Поль ударил ее кулаком по зубам.
— А-а! — вскрикнула она. — Ты меня ударил! Ударил!
Когда автомобиль прошиб барьер, ее подбросило, и на мгновение она легко, как птица,
опустилась на грудь Поля. Ее рот открылся, а глаза округлились от испуга и удивления.
— Ты меня ударил! — жалобно бормотала она.
А потом она падала, одна, в нерушимом, мирном безмолвии, точно пустоте. Лицо Поля,
бабушка, машина исчезли, пропали как по волшебству. Параллельно ее взгляду к небу
бесшумно устремлялись обломки белого барьера и осыпающийся край обрыва, где шептался
песок и, точно воздушный шарик, висел клуб пыли.
Откуда-то сверху донесся звук и замер — урчание мотора, шорох шин по гравию, а
потом в деревьях вздохнул ветер, и их плюмажи заколыхались на фоне неба. К узловатому
стволу одного из них привалилась машина — бесформенная груда обломков, а Элли сидела в
россыпи битого стекла и тупо смотрела на дерево.
— Что-то случилось, — всхлипывала она. — Он меня ударил. А тепер они оба мертвые,
и мне больно, и никто не идет.
Она застонала. Потом в растерянности подняла руку. Ладонь была красной и мокрой.