Page 62 - Собрание рассказов

точно простой покупатель, а сам оглядывал аптеку, ел мороженое и водил глазами, а глаза у
него были вовсе не протухлые, и он сказал: «Ишь, чертов негр, ты его, старика, к работе, что
ли, приохотил?» — а провизор снова забубнил про миссис Мерридью, и дядя Вилли сказал:
«Ладно, ладно. Держи моего Джоба в руках да скажи ему, чтоб ни на день не отлучался, и
пусть так вот и содержит аптеку». Потом мы с дядей Вилли прошли за рецептурную стойку,
и он поглядел, какой порядок навел там провизор, какой новый большой замок навесил на
шкафчик с наркотиками и всякими такими лекарствами; а глаза у дяди Вилли были совсем не
протухлые, куда там, это ж надо было такое подумать, и он сказал нам: «Пойдите-ка скажите
этому малому, что мне нужны ключи». Только и спиртовка и шприц были ему без
надобности. Да там и не было ни того, ни другого, уж об этом-то миссис Мерридью загодя
позаботилась. Только они ему были без надобности; а провизор явился и задолдонил про
миссис Мерридью и преподобного Шульца, дядя Вилли послушал-послушал и сказал:
«Ладно, ладно»; сколько мы помнили, он никогда не смеялся, лицо у него и в этот раз было
неподвижное, но мы-то знали, что про себя он хохочет. И пошли мы с ним погулять. С
площади он свернул по Негритянскому проселку к заведению Сонни Барджера, я взял
деньги, зашел туда, накупил ямайского имбирного, и мы с дядей Вилли устроились на
лужайке возле его дома: он пил свое пиво и припоминал, как кого зовут.
А ночью я с ним встретился, где он сказал. У него была тачка и лом: мы взломали
заднюю дверь, сшибли новый замок со шкафчика, вытащили оттуда бутыль со спиртом,
отвезли ее к дяде Вилли и спрятали в сарае. В ней было три галлона, и дядя Вилли почти
месяц не выходил из дому; он снова слег, и миссис Мерридью ворвалась к нему, выворотила
все ящики и перетряхнула все шкафы, а дядя Вилли лежал на постели и следил за ней
глазами, в которых не было никакой тухлятины. Она ничего и не могла найти, бутыль уже
кончилась, а она даже и не знала, что ей надо: искала-то ведь шприц. А когда дядя Вилли
встал на ноги, мы снова взяли лом, забрались ночью в аптеку и увидели, что шкафчик и без
нас открыт, у порога стоит табуретка, а на ней пожалуйста — литровая бутыль спирта; тем
дело и кончилось. Потом-то я узнал, что провизор очень даже понял, кто прошлый раз увел
спирт, а почему он ничего не сказал миссис Мерридью, это я только через два года узнал.
Два года это было мне невдомек, а тем временем дядя Вилли с год как повадился катать
каждую субботу в Мемфис на машине, сестрином подарке. Письмо про машину я как раз и
писал, а дядя Вилли заглядывал мне через плечо и диктовал, что, мол, здоровье его
улучшается, но понемногу, доктор ожидал, быстрее будет, вот доктор и велел ему не ходить
туда-сюда из дома в аптеку, а хорошо бы на машине ездить и машину надо бы недорогую,
какую-нибудь поменьше, он сам и водить научится, а нет — так наймет шофером негра,
если, скажем, сестра считает, что ему водить машину не по силам; и она прислала деньги, а
он сыскал себе кучерявого негритенка с меня ростом, по прозванию Секретарь — так и
обзавелся шофером. То есть это Секретарь говорил, что он шофер: а водить машину они
учились вместе с дядей Вилли ночами, когда ездили в горные поселки за самогоном, и уж в
Мемфис Секретарь гонял хоть куда, каждую субботу ездили, а в понедельник утром обратно,
дядя Вилли без памяти на заднем сиденье, и дух от него шел здорово густой — мне такой
дух тогда еще был в диковинку, — тут же две-три початые бутылки и книжечка с
телефонами какой-нибудь там Лорины, Белинды или Джекки. Я говорю, я года два ни о чем
об этом не знал, только однажды утром в понедельник пришел шериф и опечатал дяди
Виллину аптеку, чего там от нее еще осталось; стали искать провизора, а того и след
простыл. Дело было в июле, жарища, и дядя Вилли в лежку на заднем сиденье, а впереди
Секретарь, и баба раза в два больше дяди Вилли, в красной шляпке и розовом платье; на
крыльях машины подвязаны два соломенных короба, через спинку сиденья белая
затерханная шубенка; а у самой-то волосы рыжие, как новенький медный кран, а на щеках
краска подтекает и запеклась пудра, по дороге потом изошла.
Ну, это уж лучше бы он снова колоться начал. Он словно оспу в город занес. Помню,
миссис Мерридью под вечер звонила маме и слышно было из трубки на весь дом, аж до
кухни и черного хода: «Женился! Женился! Шлюха! Шлюха /» — вроде как провизор