Page 67 - Собрание рассказов

пока мы все заснем, тихонько выбрался, дошел пешком до самого города и позвонил ей, а у
него и денег не было и звонил, небось, первый раз в жизни, а все-таки ухитрился позвонить
ей и на утро прибежал по росе (до города, до телефона, было миль пять с лишком); а
Секретарь как раз заводил мотор, и я понял, в чем дело, раньше, чем Джоб начал издали
орать; кое-как бежит, спотыкается и орет: «Не пускай его! Не пускай его! Сейчас приедут!
Минут десять его продержи, сейчас приедут!»— и я понял, и кинулся ему навстречу, и
схватил его, а он отбрыкивался и все орал в сторону самолета с дядей Вилли.
— Ты что, позвонил? — говорю. — Ей? Ей? Ты что, сказал ей, где он?
— Позвонил! — заорал дядя Джоб. — И она сказала, что только за папой твоим заедет
— и сюда, и будет к шести!
Я все держал его, он был легкий, как охапка сухого хвороста, дышал натужно, с
хрипом, и сердце колотилось; тут и Секретарь подбежал, и старик Джоб принялся орать
Секретарю: «Вытащи его! Едут! Сейчас приедут, только не пускай его!» — а Секретарь
переспрашивал: «Кого? Которого?» — и старик Джоб крикнул ему: «Беги, держи самолет!»
— и Секретарь повернулся бежать, я хотел схватить его за ногу и не успел, а дядя Вилли,
видно было, из самолета приглядывается, а Секретарь бежит к нему, и я с колен замахал и
тоже заорал. Дядя Вилли вряд ли меня расслышал: мотор гудел. Но я же говорю, ему и
слышать не надо было, мы и так все оба знали, и вот я стоял на коленях, прижимая к земле
старика Джоба, а самолет помчался, и Секретарь за ним вдогонку; помчался, оторвался от
земли, сделал нырок и снова взмыл и будто застыл в высоте над деревьями, которые
Секретарь в первый день норовил сшибить, потом нырнул и скрылся за ними, и Секретарь
уже бежал туда, ну и мы с дядей Джобом поднялись с земли и кинулись следом.
Да знаю я все, что про меня говорят; наслушался еще в тот день, когда мы тащились
домой; впереди дроги с покойником, за ними в «фордике» старик Джоб с Секретарем, а сзади
мы с папой в своей машине, все ближе и ближе к Джефферсону, — и я вдруг расплакался.
Смерть что, и касается нас только снаружи, вышелушивает, словно сдирает одежду,
натянутую для порядка и для удобства, и вот эта никчемная шелуха из нас двоих подвела
одного, меня подвела; и папа рулил одной рукой, а другой обнял меня за плечи и говорил:
— Ну-ну, ты не так меня понял. Ты не виноват. Никто тебя не винит.
Вот как оно было, ясно? Я все-таки помог дяде Вилли. Он знает, я помог. Он знает: без
меня у него не вышло бы. Он знает: я помог; мы ведь на прощанье даже вглядом не
обменялись, не понадобилось. Вот так вот.
А из них никто никогда не поймет, даже папа, ну кто им, кроме меня, объяснит, и как
мне им растолковать, как сделать, чтобы они поняли? Ну как мне с ними быть?

ВОТ БУДЕТ ЗДОРОВО

I

Слышно было, как в ванной льется вода. А подарки были рассыпаны на постели, мама
завернула их в цветную бумагу и надписала, чтоб дедушка сразу знал, чего кому, когда будет
их снимать с елки. Всем были подарки, только дедушке не было, потому что мама сказала,
что дедушка уже совсем старенький, ему не нужно подарков.
— Вон тот тебе, — сказал я.
— А то кому же, — сказала Рози. — Ты давай марш в ванну, раз мама тебе велела.
— А я знаю, чего там есть, — сказал я. — Вот захочу и скажу тебе.
Рози поглядела на свой подарок.
— Да уж как-нибудь могу и подождать, пока всем раздадут, что положено, — сказала
она.