Page 64 - Собрание рассказов
P. 64
значит, меня сманил полоумный; это не папа, а дядя Роберт сказал, что какое свихнулся,
даже и не спился: это ж представить, что человек сидел взаперти в лечебнице Кили и
сторговал свой джефферсонский земельный участок за живые деньги. Они ведь и не знали,
что он сначала сбежал из Кили, об этом и сама миссис Мерридью узнала только на третий
день, когда оказалось, что он пропал без вести. На след они так и не напали, не вызнали
даже, как он сбежал; и я тоже ничего не знал, пока не получил от него письмецо: двигай,
мол, в такой-то день автобусом в Мемфис, как город покажется, вылезай, я тебя встречу. Я
даже не заметил, что и Секретарь и старик Джоб уже две недели куда-то запропастились.
Ничего он меня не сманивал. Я потому уехал, что самому хотелось, потому что лучше его
человека не было, потому что он прожил жизнь себе на радость, как они его ни гнули в
бараний рог, как ни донимали; и я подумал — вот побуду с ним и научусь, под старость,
пожалуй, и пригодится, чтоб не скиснуть. А может, я и больше понимал, сам того не зная:
знал же я, что все сделаю, о чем он ни попросит, пусть просит о чем угодно: помог же я ему
взломать аптеку, чтобы добраться до спирта, и помог потом спрятать бутыль от миссис
Мерридью, а он меня и не просил ни о чем, само собой разумелось, что я помогу. Может, я
даже знал, что выкинет старик Джоб. Тогда-то он еще ничего не выкинул, до дела дошло,
только когда дядя Вилли на свой лад с жизнью прощался, и не будь там меня, он стоял бы в
одиночку против всех до смерти и навеки запуганных: и дышать-то мол, надо по указке, как
у нас в Джефферсоне ведется; из Джефферсона, правда, он улизнул, но куда ж денешься от
старика Джоба, а уж тот джефферсонец из джефферсонцев.
На неделе я подработал, газоны стриг: набралось до двух долларов. Сел я на автобус,
когда было велено, и он меня ждал на загородной в каком-то «фордике» без верха, на
ветровом стекле нестертая надпись мелом: «85 долларов наличными», а на заднем сиденье
новехонькая скатанная палатка; дядя Вилли за шофера, с ним рядом старик Джоб, и дядя
Вилли прямо молодцом, в новенькой, козырьком назад, клетчатой кепке с большим
масляным пятном, в свежем целлулоидном воротничке, как всегда без галстука, нос облез от
солнца, консервы на кепке, а глаза из-под очков так и сияют. Я бы с ним куда угодно поехал;
и сейчас бы снова поехал, плевать, что знал бы, чем это кончится. Он и тогда меня не
упрашивал и сейчас не пришлось бы. Я уселся на скатку, и поехали мы не в город, а совсем в
другую сторону. Я спросил, куда мы едем, а он мне только: «Погоди» — и гнал несчастный
автомобильчик, словно и самому невтерпеж доехать, и по голосу его слышно было, что вот
теперь — да, теперь будет так, что лучше и не придумаешь, а старик Джоб впереди меня
уцепился за борт и покрикивал на дядю Вилли: чего, мол, разогнался. Да. Может, я, глядя на
старика Джоба, наперед понимал, что дядя Вилли хоть и улизнул из Джефферсона, но не
ушел от него, а только что увернулся.
И мы подъехали к дорожному знаку, к указателю с надписью «Аэродром», свернули, и
я сказал: «Чего? Куда это мы?» — а дядя Вилли только: «Погоди. Ладно, погоди», — словно
он и сам не мог дождаться, согнулся над баранкой, седые патлы из-под кепки поддувало
ветром, воротничок сбился наверх и в просвет виднелась шея; а старик Джоб твердил (ну да,
мне, в общем-то, все уже было ясно):
— Ишь, чего раздобыл, скажи ты. Вон делов натворил. А я ему говорил, что нечего. Я
ему наперед говорил.
Мы подъехали к аэродрому, дядя Вилли притормозил и показал рукой, не успел даже
вылезти:
— Вон, смотри.
Самолет летал кругами, а дядя Вилли бегал по краю поля и махал платком, с самолета
заметили, приземлились и подъехали к нам, — такой двухцилиндровый самолетик. А сидел в
нем Секретарь, тоже в новенькой клетчатой кепке и в консервах, как и дядя Вилли; мне
сказано было, что для старика Джоба тоже есть кепка и очки, только он надевать не хочет. А
ночью мы разбили палатку в туристском лагере за милю от аэродрома; оказалось, что и мне
есть кепка и очки. Там я узнал, как это дядю Вилли не поймали, — он рассказал мне, что
купил самолет из денег, какие выручил за свой дом (сестра его продавать не стала — сама