Page 106 - Глазами клоуна
P. 106

куртки,  ни  светлые  элегантные  плащи;  детям  придется  расхаживать  вовсе  без  пальто  и
               курток,  поскольку  мы  подробно  обсудили  с  ней  все  виды  верхней  одежды.  Впрочем,  мы
               разобрали также штанишки всех фасонов короткие и длинные, рубашки, носки и ботинки...
               да, да, придется ей пускать своих детей по Бонну голышом, иначе она будет чувствовать себя
               потаскухой  или предательницей.  Не  понимал я  еще,  чем она  станет  кормить  своих  детей:
               ведь мы обсудили все методы детского кормления и пришли к единому выводу, что не будем
               пичкать своих ребят, не станем впихивать в них то кашу, то молоко. Я не хотел, чтобы моих
               детей заставляли есть насильно; меня тошнило, когда я видел, как Сабина Эмондс пичкала
               своих  первенцев,  особенно  старшую  дочку,  которой  Карл  придумал  диковинное  имя
               Эдельтруд. Я даже поспорил с Марией из-за злосчастного яичного вопроса, она была против
               того, чтобы давать детям яйца, и в разгаре спора у нее вырвалось, что яйца, мол,  — пища
               богачей; она покраснела, и мне пришлось ее утешать. Я привык к тому, что люди относятся
               ко мне не так, как ко всем остальным, только потому, что я из семьи «Шниров  — бурый
               уголь»; Мария всего дважды допустила оплошность в этом отношении: в тот первый день,
               когда я вышел к ней на кухню, и в другой раз, когда мы заговорили о яйцах. Скверно иметь
               богатых  родителей,  особенно  скверно  это,  конечно,  для  человека,  которому  богатство  его
               родителей не приносит никакой радости. Кстати, яйца у нас в доме были крайне редко, мать
               считала  их  «определенно  вредными».  Эдгар  Винекен  испытывал  неприятности
               противоположного свойства: его повсюду водили и представляли как мальчика из рабочей
               семьи;  даже  некоторые  священники,  представляя  Эдгара,  не  забывали  прибавить:  «Самый
               доподлинный сын рабочего!» В их словах был примерно такой подтекст: «Полюбуйтесь-ка
               на  этого  малого  —  и  рогов  у  него  нет  и  вполне  интеллигентная  внешность».  Это  тоже
               расовый  вопрос  —  пусть  им  займется  мамашино  Центральное  бюро.  Только  Винекены  и
               отец Марии вели себя со мной без всякой предвзятости. Они не попрекали меня тем, что я из
               рода «Шниров — бурый уголь», и в то же время не увенчивали за это лаврами.

                                                              23

                     Я  поймал  себя  на  том,  что  все  еще  стою  на  балконе  и  смотрю  на  Бонн.  Я  крепко
               держался  за  перила,  колено  сильно  болело,  но  мне  по-прежнему  не  давала  покоя  марка,
               которую я выбросил из окна. Я с радостью заполучил  бы ее обратно, но боялся выйти на
               улицу: с минуты на минуту должен был прийти Лео. Не могут же они без конца возиться со
               своим компотом, сбитыми сливками и застольной молитвой. Я так и не увидел на мостовой
               своей марки: жил я довольно высоко, а монеты ярко светятся разве что в сказках, поэтому их
               там  легко  находят.  В  первый  раз  в  жизни  я  пожалел  о  чем-то,  связанном  с  деньгами,  —
               пожалел выброшенную марку — двенадцать сигарет, или два трамвайных билета, или одна
               сосиска с ломтиком хлеба. Без сожаления, но с некоторой грустью я подумал о доплатах за
               плацкарту  в  мягком  и  за  скорость  в  поездах  прямого  сообщения,  которые  мы  вносили,
               ублажая старушек из Нижней Саксонии, подумал с грустью, как думают о поцелуях, которые
               были  когда-то  даны  девушке,  обвенчавшейся  с  другим.  На  Лео  нельзя  возлагать  особых
               надежд — у него самое странное представление о деньгах, примерно такое, как у монахов о
               «супружеской любви».
                     На  мостовой  ничего  не  блеснуло,  хотя  улица  была  хорошо  освещена;  никаких
                                    8
               «звездных талеров»   я не увидел, я видел только автомобили, трамваи, автобусы и жителей
               города  Бонна.  Надо  надеяться,  что  моя  марка  упала  на  крышу  трамвая  и  ее  разыщет
               кто-нибудь в депо.
                     Разумеется, я мог броситься в объятия протестантской церкви. Но когда я подумал об
               этих объятиях, у меня мороз по коже пробежал. Я мог бы броситься в объятия Лютера, но
               отнюдь  не  в  объятия  протестантской  церкви.  Если  уж  становиться  ханжой,  то  так,  чтобы

                 8   «Звездные талеры» — сказка бр.Гримм.
   101   102   103   104   105   106   107   108   109   110   111