Page 80 - Глазами клоуна
P. 80
просторные.
— Стало быть, — сказал отец, — стало быть, вы знали, почему детей отсылают в кино?
— Не совсем, разумеется, — ответил я, — многое пришло мне в голову позднее, когда
я вспоминал об этом... а еще позднее я сообразил, почему мамаша Винекен так трогательно
краснела, когда мы возвращались из кино и принимались есть картошку. После того как
Винекен перешел работать на стадион, все стало иначе... Он ведь больше времени проводил
дома. Мальчишкой я замечал только, что она в эти дни чувствовала себя как-то неловко... и
лишь потом догадался почему. Впрочем, при такой квартире — у них была всего одна
комната и кухонька, а детей трое... им, пожалуй, не оставалось другого выхода.
Отец был так потрясен, что я испугался, как бы он не счел после этого бестактным
вновь завести разговор о деньгах. Нашу встречу он воспринимал трагически, но уже начал
слегка умиляться и этим трагизмом и своими благородными страданиями — так сказать,
входить во вкус, а раз так, трудно будет вернуть его к тремстам маркам в месяц, которые он
предложил мне. Деньги — это почти такая же щекотливая штука, как «вожделение плоти».
Никто открыто о них не говорит, никто открыто не думает; либо потребность в деньгах
«сублимируется», как сказал Марии священник о «вожделении плоти», либо считается
чем-то вульгарным; во всяком случае, деньги никогда не воспринимаются в том виде, в
каком они нужны человеку: как еда, как такси, как пачка сигарет или номер с ванной.
Отец страдал; это было видно невооруженным глазом и производило ошеломляющее
впечатление. Он отвернулся к окну, вынул носовой платок и осушил несколько слезинок. До
сих пор я никогда не видел его плачущим, не видел также, чтобы он использовал свой
носовой платок по назначению. Каждое утро ему выдавалось два белоснежных носовых
платка, а вечером он бросал их — немного смятые, но вовсе не испачканные — в корзину
для грязного белья у себя в ванной. Бывали периоды, когда мать из соображений экономии,
ссылаясь на нехватку мыла, вела с ним на эту тему длинные дискуссии: не согласится ли он
менять носовые платки ну хотя бы раз в два или три дня.
— Они ведь просто лежат у тебя, ты их даже не пачкаешь... не забывай о наших
обязанностях перед нацией. — Мать намекала на известные лозунги «все на борьбу со
злостным расточительством» и «не трать зря ни пфеннига». Но отец единственный раз в
жизни, насколько я помню, проявил свою волю и настоял на том, чтобы ему, как прежде,
выдавали по два носовых платка каждое утро.
Никогда я не замечал ни пятнышка на его лице, ни капельки влаги, ничего такого, что
заставило бы его, скажем, высморкаться. А теперь он стоял у окна и вытирал не только
слезы, но и нечто столь банальное, как пот на верхней губе. Я вышел на кухню, ведь он все
еще плакал, и мне было слышно, как он тихонько всхлипывает. На свете совсем не много
людей, в присутствии которых можно плакать, и я решил, что собственный сын и притом
почти незнакомый — самое неподходящее общество в эти минуты. Лично я знаю только
одного человека, при котором я стал бы плакать, — Марию; а что представляла собой
любовница отца — можно ли при ней плакать, — я не имел понятия. Я видел ее всего один
раз, она показалась мне приятной, красивой дамой, в меру глупенькой; зато я о ней много
слышал. По рассказам родни, это была «корыстная особа», но моя родня считает
корыстными всех тех, кто имеет наглость напоминать, что людям необходимо время от
времени есть, пить и покупать себе башмаки. А человек, который признался бы, что не
мыслит себе жизни без сигарет, ванны, цветов и спиртного, вошел бы в семейную хронику
Шниров как безумец, одержимый «манией расточительства». Я понимал, что иметь
любовницу довольно-таки разорительное занятие, ведь она должна покупать себе чулки и
платья, должна платить за квартиру и к тому же постоянно пребывать в хорошем
настроении, что, по выражению отца, возможно только при «абсолютно упорядоченном
бюджете». Он приходил к ней после убийственно скучных заседаний наблюдательных
советов, и ей полагалось излучать радость и благоухание и к тому еще быть причесанной у
парикмахера. Не думаю, что она корыстная, скорее всего она просто дорого обходится, но
для моей родни это равнозначные понятия. Как-то раз садовник Хенкельс, подсоблявший