Page 139 - Хождение по мукам. Хмурое утро

накрылся с головой тулупом, – от стыда ли, не то для того, чтобы его не узнали, – и ушел
из проклятого города в неизвестном направлении.

Бегущая без единого выстрела батькина армия при выходе из города неожиданно
наткнулась на петлюровские заставы, заметалась в панике и повернула коней к Днепру,
на явную гибель. Берег здесь был крут. Ломая кусты и заборы, перевертываясь вместе с
телегами, махновцы скатились на лед. Но лед был тонок, стал гнуться, затрещал, и люди,
лошади и телеги забарахтались в черной воде среди льдин. Лишь небольшая часть
махновской армии – жалкие остатки – добралась до левого берега.
В эту ночь многие рабочие из отрядов отпросились – сходить домой, погреться,
переобуться, похлебать горячего. Под ружьем оставались только патрульные отряды да
бойцы крестьянского полка, которым некуда было пойти. Этому крестьянскому полку и
пришлось в неравных условиях принять весь удар петлюровских куреней полковника
Самокиша. Полк был окружен близ вокзальной площади и истреблен почти весь в
штыковом бою, лишь немногим удалось пробиться и уйти через проходные дворы и,
возвратясь в деревни, рассказать про страшное дело, где легло три сотни добрых
хлопцев, пришедших в Екатеринослав, чтобы ставить советскую власть.
Члены ревкома, Мирон Иванович и Чугай, кинулись собирать рабочие отряды и
стягивать патрули. Они не рассчитывали удержать город, – задача была в том, чтобы
дать возможность всем принимавшим участие в восстании уйти через пешеходный мост
на левый берег. Собранные отряды засели за углами домов, за вывороченными камнями,
за баррикадами, отбрасывая пулеметным огнем наседающих петлюровцев. Отовсюду к
мосту и через мост бежали сотни рабочих с женами и детьми… Иные уносили на руках
жалкий скарб, который без сожаления можно было бросить. По ним стреляли с крыш,
стреляли снизу, с берега.
Чугай, Мирон Иванович, Рощин, Маруся, Сашко, Чиж и десяток товарищей отступали
последними. Волоча пулемет, они перебегали от угла к углу, от прикрытия к прикрытию.
Серые папахи самокишцев то и дело высовывались неподалеку от подъездов. Оставалось
самое тяжелое – ступить на мост, где не было никакой защиты, кроме трупов да
брошенных узлов… Чугай повернул пулемет, прилег за щитком, оставив около себя
Сашко, и крикнул остальным: «Бегите прытко…» Под грохот пулемета, заработавшего на
расплав ствола, все побежали.

На самой середине моста Маруся споткнулась и пошла тяжело, неуверенно… Рощин
нагнал ее, поддержал, она удивленно взглянула, что-то хотела выговорить и только
глядела на него. Рощин, присев, поднял ее, как берут ребят, на руки. Маруся все
тяжелее прижималась к нему. Вот и конец моста, – по бедру Вадима Петровича ударило
будто железной палкой. Он силился удержаться на ногах, чтобы не уронить, не зашибить
Марусю. Сзади набежал Чугай. Рощин – ему: «Уроню ведь, возьми ее…» И сейчас же с
него сбило шапку, и начало темнеть в глазах. Он еще слышал голос Чугая:

– Сашко, нельзя его бросать…