Page 184 - Хождение по мукам. Хмурое утро

плана нет во всех наших операциях за последние два месяца… Топчемся на месте безо
всякой перспективы, наносим бессмысленные удары, теряем людей, теряем веру в
победу… Увидишь – сегодня ночью несколько десятков бойцов самовольно покинут
фронт… А через месяц их привезут нам обратно… Что случилось, я спрашиваю, что
происходит? Паралич!..

Похрипев трубочкой, Телегин сказал:
– Сегодня мне сообщили у нас в эскадроне, – откуда они, дьяволы, узнают? – Мамонтов
будто бы опять прорвался через Дон и идет по нашим тылам.
Рощин схватил приказ, забегал по нем зрачками, бросил листочек и опять откинулся к
стене.
– Очень возможно… Хотя здесь – ни намека…

В избу вошел дневальный, низенький бородатый дядька с грязным холщовым подсумком:
– Товарищ комбриг, вас лично требуют к телефону.

Телегин изумленно взглянул на комиссара, торопливо натянул шинель, вышел.
Комиссар сказал, опять потирая лоб:

– Поверить тебе, Рощин, так – всю веру потеряешь. Что же получается? Измена, что ли, у
нас?
– Ничего не предполагаю, не утверждаю. Но знаю, что дальше так воевать нельзя.

– Боевой приказ должен быть выполнен?

– Да, должен. Я его завтра и выполню…
Комиссар, подумав, усмехнулся:

– Смерти, что ли, ищешь?
– Это совершенно к делу не относится и меньше всего тебя касается… А кроме того, я не
ищу смерти… Если бы ты к нам не вчера приехал, так знал бы, что полк этот приказ не
захочет выполнить. А нужно, чтобы они его выполнили… Жизнь армии – в выполнении
боевого приказа. Если этого нет, – развал, анархия, смерть… Я сам прочту приказ и
поведу их в наступление… Считай эту операцию проверкой дисциплины… И на этом –
кончим…
Вернулся Телегин, не вынимая рук из карманов шинели, – сел. Глаза у него были
круглые.
– Товарищи, по фронту едет председатель Высшего военного совета. Через час будет у
нас…
Прошел и час, и другой. Моросил дождь. Эскадрон в полном составе и комендантская
команда стояли на линейке, на выгоне, за хутором. Каплями дождя убрались завившиеся
конские гривы, расчесанные холки и поседевшие шинели конников. Лошади натоптали
грязь под копытами. Лошади все больше походили на падаль, вытащенную из воды, –
ребра наружу, мослаки торчат, губы отвисли… Командир эскадрона Иммерман, бывший
поручик гусарского гродненского, круглолицый, с мальчишеским вздернутым носом, в
отчаянии поглядывал на Телегина. Позор! И еще не хватало, – откуда-то явился
большеногий грязный щенок и, полный благодушного любопытства, сел перед
эскадроном.

Иммерман зашипел, замахал на него, щенок только насторожил уши, свернул голову
набок. И вот неподалеку на бугре стоявший конный махальщик, торопливо колотя
каблуками, повернул лошадь и тяжелым галопом, кидая грязью, поскакал к Телегину.

Огромный блестящий радиатор, с широко расставленными фарами, дыбом взлетел на
бугор, и показалась открытая светло-серая длинная машина.

От мощного ее рева лошади в эскадроне начали переступать и вскидывать головы.