Page 187 - Хождение по мукам. Хмурое утро
P. 187
бросала косарь, часто – несколько раз – вздыхала, и ползли у нее слезы по щекам…
– Живи, живи… Сдохнешь, никто спасибо не скажет…
– А потому, что жизнь у нас еще неправильная… Каждому человеку за его труды
памятник надо бы ставить… Впереди так и будет, Анна Ивановна, впереди жизнь будет
добрая…
– Это – на том свете, что ли?..
– Зачем, на этом…
– Ты один урод добрый нашелся…
– Это моя профессия, Анна Ивановна, а я не добрый… Я любопытный. Человека не
жалеть нужно. Человек любит, когда о нем любопытствуют. Что же, можно пройти к
Марье Саввишне?
– Пройди уж…
Из такого дома Кузьма Кузьмич уходил не с пустыми руками. Вечером, распилив и
наколов унесенную с чьего-нибудь двора доску, затопив печку на женской половине,
обдув пепел с кипящего самовара и поставил его на стол, Кузьма Кузьмич рассказывал
Даше и Анисье о своих похождениях.
– Появился у меня конкурент, – говорил он, дуя на блюдечко. – Стал шляться по дворам
старичок, в одной рубахе из мешка, босой, с нарочно всклокоченной бородой, с
необыкновенно впечатляющим носом – во все лицо. Зовут – отец Ангел. Придумал этот
мошенник простой анекдот, – вваливается в дом, садится на пол и начинает
раскачиваться, всплеснет руками и раскачивается: «Вот тебе, Ангел, вот тебе и не верил,
тьфу, тьфу, тьфу… Своими глазами видел, своими руками трогал, тьфу, тьфу, тьфу…»
Слушатели рты разинут, он еще поломается и рассказывает: намедни, в ночь под пяток,
у одной женщины, у которой муж в Красной Армии, родился дебелый мальчик с зубами.
Помыли его, спеленали, дали матери на руку. Она грудь вынимает, дает ему, а он грудь
не взял, да как взглянет на мать и сказал: «Мама, мама, я уже пришел!..» – Хлебнув с
блюдечка, Кузьма Кузьмич засмеялся. – Отобьет у меня Ангел клиентуру. Ревнивый!
Сегодня встретились на одном дворе, он мне пальцами рога показывает: что, говорит,
Кузька, за моими объедками пришел? А будешь ходить за мной по следам, спознаться
тебе с моим жезлом…
– Бросайте вы все эти глупости, Кузьма Кузьмич, – сказала Даша строго. – Поступайте на
советскую службу. Ничего, ничего, проживем и на одном пайке… А то про вас уже
начали поговаривать нехорошее, – мне это очень неприятно…
Анисья, как всегда, – очнувшись от налетающей мечты, сказала:
– Сегодня я с одним поговорила, такая сволочь. – И она показала в лицах и в разных
голосах: – Я сижу, читаю, конечно. Подходит наш сотрудник из отдела гражданского
снабжения, гнилой такой, дряблый, косоротый.
«Очень бы хотел, говорит, с вашим дядей познакомиться». – «С каким таким дядей?» –
«А с которым вы, говорит, живете… Нужно у него духовный совет получить…» – «Он,
говорю, никаких советов не дает…» – «А я, говорит, слышал обратно, – многие к нему
ходят и получают облегчение…» – «Товарищ, говорю, мне некогда слушать ваши
глупости, видите, я занята…»
А он мне – на ухо со слюнями:
«А вы про младенца говорящего не слыхали?..» – «Убирайтесь, – я ему говорю, – к
черту…» – «Не далеко ходить, – он говорит, – мы все давно уж у черта… Ан младенец-то
не антихрист ли?»
– Очень, очень неприятно, – сказала Даша.
– Да – глушь… – Кузьма Кузьмич задумчиво налил себе еще стаканчик кипятку. – Такая
глушь – в ушах звенит. А все-таки русский человек пытлив – и пытлив, и впечатлителен.