Page 37 - Хождение по мукам. Хмурое утро

«Приказываю вам в ночь до рассвета сосредоточить все („все“ было подчеркнуто)
наличие артиллерии и боеприпасов на пятиверстном участке в районе Воропоново –
Садовая. Передвижение произвести по возможности незаметно для врага».
Начальник артиллерии читал и перечитывал неожиданный и страшный приказ. Он был
более чем рискован, выполнение его – неимоверно трудно, он означал: сосредоточить на
крошечном участке (в районе прорыва) все двадцать семь батарей – двести орудий… А
если противник не пожелает полезть именно на это место, а ударит правее или левее,
или, что еще опаснее, – по флангам, на Сарепту и Гумрак? Тогда – окружение, разгром!..
В глубоком душевном расстройстве начальник артиллерии сел к телефонам и начал
вызывать командиров дивизионов, давая им указания – по каким дорогам идти и в какие
места передвигать все огромное и громоздкое хозяйство: тысячи людей, коней, двуколок,
телег, палаток – все это надо было нагрузить, отправить, передвинуть, разгрузить,
поставить на место, окопать орудия, протянуть проволоку, и все это – за несколько часов
до рассвета.

Не отрываясь от телефона, он крикнул вниз, чтобы принесли фонарь да сказали бы всем
вестовым – держать коней наготове. Расстегнув ворот суконной рубахи, поглаживая
начисто обритую голову, он диктовал короткие приказы. Вестовые, получая их,
скатывались с водокачки, кидались на коней и мчались в ночь. Начальник артиллерии
был хитер, – он велел, чтобы на местах расположения батарей – после того как они
снимутся – разожгли бы костры, не слишком большие, а такие, чтоб огонь горел
натурально, – нехай враг думает, что красные в студеную ночь греют у огня свои босые
ноги.

Еще раз перечтя приказ, он размыслил, что не годится совсем обнажать фланги, и
решил все же оставить под Сарептой и Гумраком тридцать орудий. Когда командиры
дивизионов ответили ему, что упряжки на местах, снаряды и санитарное хозяйство
погружены и костры, как приказано, запалили кое-где, – начальник артиллерии сел в
старенький автомобиль, ходивший на смеси спирта и керосина и гремевший кузовом, как
цыганская телега, и поехал в Царицын, в штаб.

Он прогромыхал по темному и пустынному городу, остановился у купеческого особняка,
взбежал по неосвещенной лестнице на второй этаж и вошел в большую комнату с
готическими окнами и дубовым потолком, освещенную лишь двумя свечами: одна стояла
на длинном столе, заваленном бумагами, другую высоко в руке держал командарм, – он
стоял у стены перед картой. Рядом с ним председатель военсовета цветным карандашом
намечал расположение войск для боя на завтра.
Хотя в комнате были только эти двое старших товарищей – друзей, – начальник
артиллерии со всей военной выправкой подошел, остановился и рапортовал о
предварительном исполнении приказа. Командарм опустил свечу и повернулся к нему.
Предвоенсовета отошел от карты и сел у стола.

– Двадцать батарей до рассвета будут передвинуты на лобовой участок, – сказал ему
начальник артиллерии, – семь батарей я оставил на флангах, под Сарептой и Гумраком.

Предвоенсовета, зажигавший трубку, отмахнул от лица дым и спросил тихо и сурово:
– Какие фланги? При чем тут Сарепта и Гумрак? В приказе о флангах не говорится ни
слова, – вы не поняли приказа.
– Никак нет, я понял приказ.

– В приказе сказано (нижние веки у него дрогнули и глаза сузились), – в приказе сказано
ясно: сосредоточить на лобовом участке всю артиллерию, всю до последней пушки.

Начальник артиллерии взглянул на командарма, но тот тоже глядел на него серьезно и
предостерегающе.

– Товарищи, – горячо заговорил начальник артиллерии, – ведь этот приказ – ставка на
жизнь и на смерть.
– Так, – подтвердил предвоенсовета.