Page 15 - Котлован
P. 15
Летние вечера не изменились с тех пор, — и он любил тогда следить за прохожими мимо;
иные ему нравились, и он жалел, что не все люди знакомы между собой. Одно же чувство
было живо и печально в нем до сих пор: когда-то, в такой же вечер, мимо дома его детства
прошла девушка, и он не мог вспомнить ни ее лица, ни года того события, но с тех пор
всматривался во все женские лица и ни в одном из них не узнавал той, которая, исчезнув, все
же была его единственной подругой и так близко прошла не остановившись.
Во время революции по всей России день и ночь брехали собаки, но теперь они
умолкли: настал труд, и трудящиеся спали в тишине. Милиция охраняла снаружи безмолвие
рабочих жилищ, чтобы сон был глубок и питателен для утреннего труда. Не спали только
ночные смены строителей да тот безногий инвалид, которого встретил Вощев при своем
пришествии в этот город. Сегодня он ехал на низкой тележке к товарищу Пашкину, дабы
получить от него свою долю жизни, за которой он приезжал раз в неделю.
Пашкин жил в основательном доме из кирпича, чтоб невозможно было сгореть, и
открытые окна его жилища выходили в культурный сад, где даже ночью светились цветы.
Урод проехал мимо окна кухни, которая шумела, как котельная, производя ужин, и
остановился против кабинета Пашкина. Хозяин сидел неподвижно за столом, глубоко
вдумавшись во что-то невидимое для инвалида. На его столе находились различные
жидкости и баночки для укрепления здоровья и развития активности — Пашкин много
приобрел себе классового сознания, он состоял в авангарде; накопил уже достаточно
достижений и потому научно хранил свое тело — не только для личной радости
существования, но и для ближних рабочих масс. Инвалид обождал время, пока Пашкин,
поднявшись от занятия мыслью, проделал всеми членами беглую гимнастику и, доведя себя
до свежести, снова сел. Урод хотел произнести свое слово в окно, но Пашкин взял пузырек и
после трех медленных вздохов выпил оттуда каплю.
— Долго я тебя буду дожидаться? — спросил инвалид, не сознававший ни цены жизни,
ни здоровья. — Опять хочешь от меня кой-чего заработать?
Пашкин нечаянно заволновался, но напряжением ума успокоился
— он никогда не желал тратить нервность своего тела.
— Ты что, товарищ Жачев: чем не обеспечен, чего возбуждаешься?
Жачев ответил ему прямо по факту:
— Ты что ж, буржуй, иль забыл, за что я тебя терплю? Тяжесть хочешь получить в
слепую кишку? Имей в виду — любой кодекс для меня слаб!
Здесь инвалид вырвал из земли ряд роз, бывших под рукой, и, не пользуясь, бросил их
прочь.
— Товарищ Жачев, — ответил Пашкин, — я тебя вовсе не понимаю, ведь тебе идет
пенсия по первой категории, как же так? Я уж и так чем мог всегда тебе шел навстречу.
— Врешь ты, классовый излишек, это я тебе навстречу попадался, а не ты шел!
В кабинет Пашкина вошла его супруга с красными губами, жующими мясо.
— Левочка, ты опять волнуешься? — сказала она. — Я ему сейчас сверток вынесу; это
прямо стало невыносимым, с этими людьми какие угодно нервы испортишь!
Она ушла обратно, волнуясь всем невозможным телом.
— Ишь, как жену, стервец, расхарчевал! — произносил из сада Жачев. — На холостом
ходу всеми клапанами работает, значит, ты можешь заведовать такой с…!
Пашкин был слишком опытен в руководстве отсталыми, чтобы раздражаться.
— Ты бы и сам, товарищ Жачев, вполне мог содержать для себя подругу: в пенсии
учитываются все минимальные потребности.
— Ого, гадина тактичная какая! — определил Жачев из мрака. — Моей пенсии и на
пшено не хватает — на просо только. А я хочу жиру и что-нибудь молочного. Скажи своей
мерзавке, чтоб она мне в бутылку сливок погуще налила!
Жена Пашкина вошла в комнату мужа со свертком.
— Оля, он еще сливок требует, — обратился Пашкин.
— Ну вот еще! Может, ему крепдешину еще купить на штаны? Ты ведь выдумаешь!