Page 65 - Живые и мертвые

– Обстановки не знает: карты не имел, – говорит, что бортстрелку не положена. –
Шмаков вспомнил собственного сына и добавил: – Кажется, так оно и есть. В общем,
практически для нас пустое место. Зато психологически…
– А психологически – нам сейчас недосуг, Сергей Николаевич, – нетерпеливо сказал
Серпилин. – Раз все ясно – время дорого. Я пошел. Буду ждать у Зайчикова.
От землянки Шмакова до землянки Зайчикова не было и ста шагов.
– Товарищ комбриг, – торопливо, боясь не успеть, спросил Синцов, – вы думаете, это
правда – про Брест?
Серпилин очень спешил, но вопрос Синцова рассердил его и заставил остановиться.
– Я-то думаю, что это сто раз правда! – резко сказал он. – А вот почему ты в этом
сомневаешься? Если воображаешь, что одни мы здесь такие – руки поднимать не любим, –
глупо думаешь!
После этой отповеди они оба шагов сорок прошли молча.
– Вы человек грамотный, – нарушив тягостное для Синцова молчание, сказал наконец
Серпилин. – Хотя, как вижу, не до конца. Когда начнем выходить из окружения, придется
вести ежедневный строгий счет людям, и убывающим и прибывающим, – в общем, будете
при мне.
«Вот как, значит, будем выходить!» – подумал Синцов и пожалел, что Серпилин забрал
его к себе. За два дня он уже свыкся с мыслью, что будет до конца воевать вместе с
Хорышевым и людьми из их роты.
– Через час двинемся, – входя вместе с Синцовым в землянку, сказал Серпилин.
– Ты-то двинешься, – сказал Зайчиков, – да я-то не больно транспортабельный. Буду
вам обузой, силы брать… – Он слабо сжал лежавший на шинели кулак.
– Ничего, живы будем – вынесем… Вы один, а нас шестьсот.
– Все-таки подтвердилось, что шестьсот?
– Даже несколько человек сверх этого, – сказал Серпилин. – Если удачно воткнемся, то
пройдем, кулак есть, – добавил он.
– Вот что, – сказал Зайчиков, – откладывать больше нельзя. Садись, Серпилин, и пиши
приказ о твоем назначении командиром дивизии. Вынесете или не вынесете, а командовать –
я уже не командир.
Серпилин пожал плечами.
– Как прикажете.
Он не хотел возражать, считая, что Зайчиков прав, это пора было сделать.
– Тем более, – сказал Зайчиков, – что, когда прорвемся, можем встретить людей из
других частей дивизии, а в окружении нужна рука. Как нигде!
Серпилин молча кивнул. По его мнению, и это было верно.
– Садись, пиши приказ, – снова на «ты», словно ставя этим крест на недавнем
разговоре, сказал Синцову Серпилин. Он не желал писать приказ о своем назначении
собственной рукой.
– Как его писать? – пристроившись к столу, спросил Синцов.
– Черным по белому, – скрипнув зубами от приступа боли, сказал Зайчиков.
– Я спрашиваю потому, что у меня только карандаш, – сказал Синцов, вынимая из
кармана гимнастерки карандаш и с сомнением глядя на него – карандаш был обломан.
Серпилин протянул ему перочинный нож.
Пока Синцов чинил карандаш, Зайчиков лежал и молча смотрел в потолок. Как только
Синцов очинил карандаш, Зайчиков сразу же стал диктовать:
– «Приказ номер… – Морща лоб, он с минуту вспоминал, за каким номером шел
последний приказ по дивизии, и, вспомнив, сказал: – …номер одиннадцатый. В связи со
своим выходом из строя по ранению, – диктовал он, – приказываю принять командование
всеми частями вверенной мне дивизии командиру Пятьсот двадцать шестого стрелкового
полка комбригу Серпилину». Поставьте инициалы! – Синцов ожидал дальнейшей диктовки,
но Зайчиков сказал: – Все, – и, вытерев рукой мокрый от слабости лоб, откинулся на