Page 88 - На западном фронте без перемен

диктовало мне под огнем единственно правильное решение, на этот раз изменило мне; в
голове у меня молнией мелькает мысль: «Ты пропал», во мне шевелится отвратительный,
парализующий страх. Еще мгновение, — и я ощущаю в левой ноге резкую, как удар хлыста,
боль. Я слышу, как вскрикивает Альберт; он где-то рядом со мной.
— Вставай, бежим, Альберт! — ору я ему, ибо мы с ним лежим без укрытия, на открытом
пространстве.
Он с трудом отрывается от земли и бежит. Я держусь рядом с ним. Нам надо перемахнуть
через живую изгородь; она выше человеческого роста. Кропп цепляется за ветки, я
подхватываю его ногу, он громко вскрикивает, я подталкиваю его, он перелетает через
изгородь. Прыжок, я лечу вслед за Кроппом и падаю в воду, — за изгородью оказался пруд.
Лица у нас перепачканы грязью и тиной, но мы нашли хорошее укрытие. Поэтому мы
забираемся в воду по самое горло. Заслышав вой снаряда, мы ныряем в нее с головой.

Проделав это раз десять, я чувствую, что больше не могу. Альберт тоже стонет:
— Пошли отсюда, а то я свалюсь и утону.

— Куда тебя угораздило? — спрашиваю я.
— Кажется, в колено.
— А бежать ты можешь?

— Пожалуй, что могу.
— Тогда побежали! Мы добираемся до придорожной канавы и пригнувшись несемся вдоль
по ней. Огонь догоняет нас. Дорога ведет к складу боеприпасов. Если он взлетит, от нас
никогда не найдут даже и пуговицы. Поэтому мы изменяем план и бежим в поле, под углом к
дороге.
Альберт начинает отставать.

— Беги, я догоню, — говорит он и падает на землю.
Я трясу его и тащу за руку:
— Поднимись. Альберт! Если ты сейчас ляжешь, тебе уже не добежать. Пошли, я буду тебя
поддерживать!

Наконец мы добираемся до небольшого блиндажа. Кропп плюхается на пол, и я перевязываю
его. Пуля вошла над самым коленом. Затем я осматриваю самого себя. На штанах у меня
кровь, на руке — тоже. Альберт накладывает на входные отверстия бинты из своих пакетиков.
Он уже не может двигать ногой, и мы оба удивляемся, как это нас вообще хватило на то, чтобы
притащиться сюда. Это все, конечно, только со страху, — даже если бы нам оторвало ступни,
мы все равно убежали бы оттуда. Хоть на культяпках, а убежали бы.

Я еще кой-как могу ползать и подзываю проезжающую мимо повозку, которая забирает нас.
В ней полно раненых. Их сопровождает санитар, он загоняет нам в грудь шприц, — это
противостолбнячная прививка.
В полевом лазарете нам удается добиться, чтобы нас положили вместе. Нам дают жиденький
бульон, который мы съедаем с презрением, хотя и жадно, — мы видали лучшие времена, но
сейчас нам все-таки хочется есть.
— Значит, верно, по домам, Альберт? — спрашиваю я.

— Будем надеяться, — отвечает он. — Если б только знать, что со мной такое.
Боль становится сильнее. Под повязкой все горит огнем. Мы без конца пьем воду, кружку за
кружкой.
— Где у меня рана? Намного выше колена? — спрашивает Кропп.

— По меньшей мере на десять сантиметров, Альберт, — отвечаю я.
На самом деле там, наверно, сантиметра три.
— Вот что я решил, — говорит он через некоторое время, — если они мне отнимут ногу, я