Page 31 - Пелагея
P. 31

— Позавчерась.
                — Позавчерась? И у тебя хватило терпенья, Марья Архиповна, утаивать такую весть от
                матери?
                — Матерь-та эта еще не знаешь, как и встретит…

                — Ну, ну, — живо замахала руками Пелагея, — чего старое вспоминать. На солнце и на
                то затемненье находит, а наш брат — баба глупая… Говори, говори, Марья Архиповна!

                — Да чего говорить-то? Василий Игнатьевич вчерась в лавке сказывал. «Совсем, говорит,
                уплыла от нас девка. Военная часть справку требует…»

                — Ну и дали справку-то?
                — Да как не дашь-то? Говорю, — армия требует…

                — Армия?.. — повторила с раздумьем Пелагея. — Дак ведь это он, Владик, хлопочет… Ей-
                богу, Маша! Господи! — воскликнула Пелагея и прослезилась. — Вместях, значит?
                Вдвоем? А я-то все времечко убиваюсь, места не могу себе прибрать…

                — Матерь, — многозначительно заметила Маня.
                — Хотела бы, хотела бы я на ихнее счастье посмотреть, — мечтательно
                разоткровенничалась Пелагея. — Да нет, не ускочишь. Как на привязи сидишь у
                болезни. А та сука сама не догадается письма написать. Вот ведь какие нынче деточки-
                то пошли. Матерь вынь да положь, когда припрет, а когда у них все хорошо да ладно, они
                о матери-то и не вспомянут…
                Маня, утешая Пелагею, сказала, что письмо придет, никуда не денется и что раньше
                Альке и писать было не о чем — только мать расстраивать, раз с паспортом нелады,
                потом вдруг предложила:

                — А терпежу нету — выписывай командировку. В два счета слетаю.
                — Ты? В город?

                — А чего? Обрисую положенье. Все как есть.
                Пелагея строго поджала губы — это уж всегда, когда ей надо было на что-то решиться.
                При этом она быстро прикинула, во что может обойтись ей Манина поездка.
                Рублей в сорок. Дорого. Чуть ли не месячная зарплата на пекарне. А с другой стороны,
                подумала она, что деньги?

                Неужели ее собственный покой ничего не стоит?

                — Рублей двадцать пять дам, — сказала осторожно Пелагея.
                — За четвертак в город? Шлепай сама! — Маня-большая быстро и деловито начала
                загибать пальцы: — Билет туда да обратно семнадцать шестьдесят. Так? Пить-исть надо?
                Фатера да суточные положено? Ну и хоть небольшие северные — на сугрев старухе… —
                Маня хихикнула.

                После недолгих торгов сошлись на тридцати пяти рублях, не считая, конечно,
                подорожников, которые напечет Пелагея.
                Маня ездила в город девять дней — на целых три дня больше, чем они договаривались, —
                и Пелагея последние ночи почти не спала. Все передумала. Самые худые мысли
                допускала об Альке.

                А тут еще завернули морозы. Где старушонка? Уехала в кирзовых сапогах, налегке — не
                свалило ли в дороге?

                Наконец вернулась Маня.
                В избу вошла — ни дать ни взять чучело огородное: фуражка военная со светлым
   26   27   28   29   30   31   32   33   34   35   36