Page 172 - Петр Первый

двадцать тысяч фунтов стерлингов… Тогда же удалось взять на службу знаменитейшего
голландского капитана дальнего плавания, человека гордого и строптивого, но
искусного моряка, – Корнелия Крейса: жалованье ему положили 9000 гульденов, – по-
нашему – 3600 ефимков, – дом на Москве и полный корм, звание вице-адмирала и право
получать три процента с неприятельской добычи, а буде возьмут в плен, – выкупить его
на счет казны.
Через Архангельск и Новгород прибывали в Москву иноземные командиры, штурманы,
боцманы, лекари, матросы, коки и корабельные и огнестрельные мастера. Царскими
указами их размещали по дворянским и купеческим дворам, – в Москве начиналась
великая теснота. Бояре не знали, что им делать с такой тучей иноземцев.

Тянулись обозы с оружием, парусным полотном, разными инструментами для обделки
дерева и железа, китовым усом, картузной бумагой, пробкой, якорями, бокаутом и
ясенем, кусками мрамора, ящиками с младенцами и уродами в спирту, сушеные
крокодилы, птичьи чучела… Народ перебивается с хлеба на квас, нищих полна Москва,
разбойнички – и те с голоду пухнут, а тут везут!.. А тут гладкие, дерзкие иноземцы
наскакивают… Да уж не зашел ли у царя ум за разум?
С некоторого времени по московским базарам пошел слух, что царь Петр за морем
утонул (иные говорили, что забит в бочку), и Лефорт-де нашел немца одного, похожего, и
выдает его за Петра, именем его теперь будет править и мучить и старую веру
искоренять. Ярыжки хватали таких крикунов, тащили в Преображенский приказ.
Ромодановский сам их допрашивал под кнутом и огнем, но нельзя было добиться, откуда
идут воровские слухи, где самое гнездо. Усилили караул в Новодевичьем, чтобы не было
каких пересылок от царевны Софьи. Ромодановский зазывал к себе пировать бояр и
больших дворян, вина не жалел. Ставили к дверям мушкетеров, чтобы гости сидели
крепко, и так пировали по суткам и более, карлы и шуты ползали под столами, слушая
разговоры, ходил меж пьяными ученый медведь, протягивал в лапах кубок с вином,
чтобы гость пил, а кто пить не хотел, – медведь, бросив кубок, драл его и, наваливаясь,
норовил сосать лицо. Князь-кесарь, тучный, усталый, дремал сполупьяна на троне, чутко
слушая, остро видя, но гости и во хмелю не говорили лишнего, хоть он и знал про
многих, что только и ждут, когда под Петром с товарищи земля зашатается…
Враг вскорости сам обнаружился открыто. В Москве появилось человек полтораста
стрельцов, убежавших из войска, из-под литовского рубежа. Туда были посланы на
подкрепление воеводе, князю Михайле Ромодановскому, четыре стрелецких полка –
полковников Гундертмарка, Чубарова, Колзакова и Чермного. Это были те полки, что по
взятии Азова остались на крепостных работах в Азове и Таганроге и позапрошлой
осенью бунтовали вместе с казаками, грозясь сделать, как Стенька Разин. Им хуже
редьки надоела тяжелая служба, хотелось вернуться в Москву, к стрельчихам, к
спокойной торговлишке и ремеслам, вместо отдыха, – как простых ратников, погнали их
на литовский рубеж, в сырые места, на голодный корм.
Стрельцов, видимо, на Москве кое-кто ждал. Их челобитная сразу пошла (через
дворцовую бабу) в Кремль, в девичий терем, где не крепко запертая жила Софьина
сестра, царевна Марфа. Через ту же бабу от Марфы был скорый ответ:
«У нас наверху позамялось: некоторые бояре, что на Кукуй часто ездят и с иноземцами
кумятся, хотят царевича Алексея задушить. Да мы его подменили, и они, рассердясь,
молодую царицу били по щекам… Что будет, – не знаем… А государь – неведомо жив,
неведомо мертв… Если вы, стрельцы, на Москву не поторопитесь, не видать вам Москвы
совсем, про вас уж указ написан…»
С этим письмом стрельцы бегали по площадям и, где нужно, кричали: «Бывало, царевна
Софья кормила по восьми раз в году по триста человек,„и сестры ее, царевны, кормили
ж, – давали в мясоед простым людям языки говяжьи и студень, полотки гуси-ны, куры в
кашах и пироги с говядиной и яйцами, а потом давали соленую буженину, и тешки, и
снятки, и вина вдоволь, двойного меду цыженого… Вот какие цари-то у нас были… А
ныне хорошо жрут одни иноземцы, а вам всем с голоду помереть, на ваш-то сытый кусок
крокодилов за морем покупают». Приходили они шуметь к Стрелецкому приказу, не
испугались и боярина Ивана Борисовича Троекурова, а когда нескольких крикунов
схватили было, повели в тюрьму, – отбили товарищей…

Князь-кесарь вызвал генералов – Гордона, Автонома Головина, и порешили: