Page 105 - Поднятая целина
P. 105

— Да это же неважно! — досадливо отмахнулся Ванюшка и, зябко ежась, застегивая
               кожанку,  проговорил:  —  Важно,  чтобы  люди  ненависть  почувствовали  к  палачам  и  к
               капиталистическому строю, а к нашим борцам — сочувствие. Важно, что семена вывезли…
               Да  я  почти  ничего  и  не  прибавлял.  А  взвар  у  хозяйки  был  сладкий,  на  ять!  Напрасно ты,
               товарищ Нагульнов, отказался!

                                                              26

                     Десятого  марта  с  вечера  пал  над  Гремячим  Логом  туман,  до  утра  с  крыш  куреней
               журчала талая вода, с юга, со степного гребня, набегом шел теплый и мокрый ветер. Первая
               ночь,  принявшая  весну,  стала  над  Гремячим,  окутанная  черными  шелками  наплывавших
               туманов, тишины, овеянная вешними ветрами. Поздно утром взмыли порозовевшие туманы,
               оголив небо и солнце, с юга уже мощной лавой ринулся ветер; стекая влагой, с шорохом и
               гулом  стал  оседать  крупнозерный  снег,  побурели  крыши,  черными  просовами  покрылась
               дорога; а к полудню, по ярам и логам яростно всклокоталась светлая, как слезы, нагорная
               вода и бесчисленными потоками устремилась в низины, в левады, в сады, омывая горькие
               корневища вишенника, топя приречные камыши.
                     Дня  через  три  уже  оголились  доступные  всем  ветрам  бугры,  промытые  до  земли
               склоны засияли влажной глиной, нагорная вода помутилась и понесла на своих вскипающих
               кучерявых волнах желтые шапки пышно взбитой пены, вымытые хлебные корневища, сухие
               выволочки с пашен и срезанный водою кустистый жабрей.
                     В Гремячем Логу вышла из берегов речка. Откуда-то с верховьев ее плыли источенные
               солнцем голубые крыги льда. На поворотах они выбивались из русла, кружились и терлись,
               как  огромные  рыбы  на  нересте.  Иногда  струя  выметывала  их  на  крутобережье,  а  иногда
               льдина, влекомая впадавшим в речку потоком, относилась в сады и плыла между деревьями,
               со  скрежетом  налезая  на  стволы,  круша  садовый  молодняк,  раня  яблони,  пригибая
               густейшую поросль вишенника.
                     За  хутором  призывно  чернела освобожденная от  снега  зябь.  Взвороченные  лемехами
               пласты тучного чернозема курились на сугреве паром. Великая благостная тишина стояла в
               полуденные  часы  над  степью.  Над  пашнями  —  солнце,  молочно-белый  пар,  волнующий
               выщелк  раннего  жаворонка,  да  манящий  клик  журавлиной  станицы,  вонзающейся  грудью
               построенного треугольника в густую синеву безоблачных небес. Над курганами, рожденное
               теплом,  дрожит,  струится  марево;  острое  зеленое  жало  травяного  листка,  отталкивая
               прошлогодний отживший  стебелек,  стремится  к  солнцу.  Высушенное  ветром озимое  жито
               словно  на  цыпочках  поднимается, протягивая  листки  встречь  светоносным лучам.  Но  еще
               мало живого  в  степи,  не  проснулись от  зимней  спячки  сурки  и  суслики, в  леса  и  буераки
               подался  зверь,  изредка  лишь  пробежит  по  старюке-бурьяну  полевая  мышь  да  пролетят  на
               озимку разбившиеся на брачные пары куропатки.
                     В  Гремячем  Логу  к  15  марта  был  целиком  собран  семфонд.  Единоличники  ссыпали
               свои  семена  в  отдельный  амбар,  ключ  от  которого  хранился  в  правлении  колхоза,
               колхозники  доверху  набили  шесть  обобществленных  амбаров.  Хлеб  чистили  на  триере  и
               ночью при свете трех фонарей. В кузнеце Ипполита Шалого до потемок дышала широкая
               горловина  кузнечного  меха,  из-под  молота  сеялись  золотые  зерна  огня,  певуче  звенела
               наковальня.  Шалый  приналег  и  к  15  марта  отремонтировал  все  доставленные  в  починку
               бороны,  буккера,  запашники,  садилки  и  плуги.  А  16-го  вечером  в  школе  Давыдов,  при
               большом  стечении  колхозников,  премировал  его  своими,  привезенными  из  Ленинграда,
               инструментами и держал такую речь:
                     — Нашему  дорогому  кузнецу,  товарищу  Ипполиту  Сидоровичу  Шалому,  за  его
               действительно ударную работу, по которой должны равняться все остальные колхозники, мы
               — правление колхоза — преподносим настоящий инструмент.
                     Давыдов, по случаю торжественного премирования ударника-кузнеца свежевыбритый,
               в  чисто  выстиранной  фуфайке,  взял  со  стола  разложенные  на  красном  полотнище
   100   101   102   103   104   105   106   107   108   109   110