Page 108 - Поднятая целина

— Ты, черт тебя знает… Ну, до свиданья! Некогда мне с тобой, — и шутливо добавил:
— Вот отсеемся, тогда, пожалуйста, налетай на бывшего флотского, да только у Макара
разрешение возьми, факт!
Лушка захохотала, сказала вослед:
— Макар от меня все мировой революцией заслонялся, а вы — севом. Нет уж, оставьте!
Мне вы, таковские, не нужны! Мне горячая любовь нужна, а так что же?.. У вас кровя
заржавели от делов, а с плохой посудой и сердцу остуда!
Давыдов шел в правление, растерянно улыбаясь. Подумал было: «Надо ее как-нибудь к
работе пристроить, а то собьется бабочка с правильных путей. Будни, а она вырядилась, и
такие разговорчики…» — но потом мысленно махнул рукой: «Э, да прах ее возьми! Сама не
маленькая, должна понимать. Что я, в самом деле, — буржуйская дама с
благотворительностью, что ли? Предложил работать — не хочет, ну и пусть ее треплется!»
У Нагульнова коротко спросил:
— Развелся?
— Пожалуйста, без вопросов! — пробормотал Макар, с чрезмерным вниманием
рассматривая на своих длинных пальцах ногти.
— Да я так…
— Ну, и я так!
— И черт с тобой! Спросить нельзя уже, факт!
— Первой бригаде бы выезжать пора, а они проволочку выдумляют.
— Ты бы Лукерью на путь наставил, она теперь — хвост в зубы и пойдет рвать!
— Да что я, поп ей или кто? Отвяжись! Я про первую бригаду говорю, что завтра ей
край надо…
— Первая завтра выедет… А ты думаешь, это так просто: развелся и — ваших нет?
Почему не воспитал женщину в коммунистическом духе? Одно несчастье с тобой, факт!
— Завтра сам на поля поеду с первой бригадой… Да что ты ко мне привязался, как
репей? «Воспитать, воспитать!» Каким я ее чертом воспитал бы, ежели я сам кругом
невоспитанный? Ну, развелся. Еще чего? Въедливый ты, Семен, как лишай!.. Тут с этим
Банником!.. Мне самому до себя, а ты ко мне с предбывшей женой…
Давыдов только что хотел отвечать, но во дворе правления зазвучала автомобильная
сирена. Покачиваясь, гребя штангой талую воду в луже, въехал риковский фордик.
Распахнув дверцу, из него вышел председатель районной контрольной комиссии Самохин.
— Это по моему делу… — Нагульнов сморщился и озлобленно озирнулся на
Давыдова. — Гляди, ишо ты ему про бабу не вякни, а то подведешь меня под монастырь! Он,
этот Самохин, знаешь, какой? «Почему развелся да при какой случайности?» Ему — нож
вострый, когда коммунист разводится. Поп какой-то, а не РКИ. Терпеть его ненавижу, черта
лобастого! Ох, уже этот мне Банник! Убить бы гада и…
Самохин вошел в комнату, не выпуская из рук брезентового портфеля, не здороваясь,
полушутливо сказал:
— Ну, Нагульнов, натворил делов? А я вот через тебя должен в такую росторопь ехать.
А это что за товарищ? Кажется, Давыдов? Ну, здравствуйте. — Пожал руки Нагульнову и
Давыдову, присел к столу. — Ты, товарищ Давыдов, оставь нас на полчасика, мне вот с этим
чудаком (жест в сторону Нагульнова) потолковать надо.
— Валяйте, говорите.
Давыдов поднялся, с изумлением слыша, как Нагульнов, только что просивший его не
говорить о разводе, брякнул, видимо решив, что «семь бед — один ответ»:
— Избил одного контрика — верно, да это еще не все, Самохин…
— А что еще?
— Жену нынче выгнал из дому!
— Да ну-у?.. — испуганно протянул большелобый тощий Самохин и страшно засопел,
роясь в портфеле, молча шелестя бумагами…