Page 111 - Поднятая целина

группой возлагаю на подхорунжего Марьина. Перед выступлением советую нашить на
шапки белые ленты, чтобы в темноте своих не путать с чужими. У каждого должен быть
наготове конь, имеющееся вооружение — шашка, винтовка или даже охотничье ружье — и
трехдневный запас харчей. После того как управитесь с агитколонной и вашими местными
коммунистами, ваша группа вливается в ту полусотню, которая придет вам на помощь.
Командование переходит к командиру полусотни. По его приказу тронетесь туда, куда он вас
поведет. — Половцев глубоко вздохнул, вынул из-за пояса толстовки пальцы левой руки,
вытер тылом ладони пот на лбу и громче продолжал: — Со мною приехал из Гремячего Лога
всем вам известный казак Яков Лукич Островнов, мой полчанин. Он вам подтвердит
готовность большинства гремяченцев идти вместе с нами к великой цели освобождения Дона
от ига коммунистов. Говори, Островнов!
Тяжелый взгляд Половцева приподнял Якова Лукича с табурета. Яков Лукич проворно
встал, ощущая тяжесть во всем теле, жар в своей пересохшей гортани, но говорить ему не
пришлось, его опередил один из присутствовавших на собрании, самый старый на вид казак,
член церковного совета, до войны бывший в Войсковом бессменным попечителем
церковноприходской школы. Он встал вместе с Яковом Лукичом и, не дав ему слова
вымолвить, спросил:
— А вы, ваше благородие, господин есаул, наслышанные об том, что… Тут вот до
вашего прибытия совет промежду нас шел… Тут газетка дюже антиресная проявилась…
— Что-о-о? Что ты говоришь, дед? — хрипловато спросил Половцев.
— Газетка, говорю, из Москвы пришла, и в ней пропечатанное письмо председателя
всей партии…
— Секретаря! — поправил кто-то из толпившихся возле печи.
— …То бишь секретаря всей партии, товарища Сталина. Вот она, эта самая газетка от
второго числа сего месяца, — не спеша, старческим тенорком говорил старик, а сам уже
доставал из внутреннего кармана пиджака аккуратно сложенную вчетверо газету. — Читали
мы вслух ее промеж себя трошки загодя за вашего прибытия, и… выходит так, что разлучает
эта газетка нас с вами! Другая линия жизни нам, то есть хлеборобам, выходит… Мы вчера
прослыхали про эту газету, а ноне утром сел я верхи и, на старость свою не глядя, мотнулся в
станицу. Через Левшову балку вплынь шел, со слезами, а перебрался через нее. У одного
знакомца в станице за-ради Христа выпросил — купил я эту газету, заплатил за нее.
Пятнадцать рубликов заплатил! А посля уже доглядели, а на ней обозначенная цена — пять
копеек! Ну, да деньги мне с обчества соберут, с база по гривеннику, так мы порешили. Но
газета денег этих стоит, ажник, кубыть, даже превышает…
— Ты о чем говоришь, дед? Ты что это несешь и с Дона и с моря? На старости лет
умом помешался? Кто тебе давал полномочия говорить от имени всех тут
присутствующих? — с гневной дрожью в голосе спросил Половцев.
Тогда выступил малого роста казачок, годов сорока на вид, с куцыми золотистыми
усами и расплюснутым носом; выступил из стоявшей возле стены толпы и заговорил
вызывающе, зло:
— Вы, товарищ бывший офицер, на наших стариков не пошумливайте, вы на них и так
предостаточно нашумелись в старую времю. Попановали — и хватит, а зараз надо без
грубиянства гутарить. Мы при Советской власти стали непривычные к таким обращениям,
понятно вам? И старик наш правильно гутарил, что был промеж нас совет, и порешили мы
все через эту статью в газете «Правде» не восставать. Разошлись поврозь наши с вашими
стежки-дорожки! Власть наша хуторская надурила, кое-кого дуриком в колхоз вогнала,
много середняков занапрасно окулачила, а того не поняла наша власть, что дуриком одну
девку можно, а со всем народом нельзя управиться. Ить наш председатель Совета так нас
зануздал было, что на собрании и слова супротив него не скажи. Подтягивал нам подпруги
неплохо, дыхнуть нечем было, — а ить хороший хозяин по песку, по чижолой дороге лошади
чересседельно отпущает, норовит легше сделать… Ну, мы раньше, конешно, думали, что это
из центру такой приказ идет, масло из нас выжимать; так и кумекали, что из ЦК