Page 15 - Поднятая целина

Уничтожить кулака как класс, имущество его отдать колхозам, факт! И ты, товарищ
партизан, напрасно шапку под стол бросил, она еще голове будет нужна. Аренды земли и
найма батраков теперь не может быть! Кулака терпели мы из нужды: он хлеба больше, чем
колхозы, давал. А теперь — наоборот. Товарищ Сталин точно подсчитал эту арифметику и
сказал: уволить кулака из жизни! Отдать его имущество колхозам… О машинах ты все
плакал. Пятьсот миллионов целковых дают колхозам на поправку, это как? Слыхал ты об
этом? Так чего же ты бузу трешь? Сначала надо колхоз родить, а потом уж о машинах
беспокоиться. А ты хочешь вперед хомут купить, а по хомуту уж коня покупать. Чего же ты
смеешься? Так, так!
— Пошел Любишкин задом наперед!
— Хо-хо…
— Так мы же с дорогой душой в колхоз!
— Это он насчет хомута… подъехал…
— Хоть нынче ночью!
— Записывай зараз!
— Кулаков громить ведите.
— Кто записывается в колхоз, подымай руки, — предложил Нагульнов.
При подсчете поднятых рук оказалось тридцать три. Кто-то, обеспамятев, поднял
лишнюю.
Духота выжила Давыдова из пальто и пиджака. Он расстегнул ворот рубахи, улыбаясь,
выжидал тихомирья.
— Сознательность у вас хорошая, факт! Но вы думаете, что войдете в колхоз, и все?
Нет, этого мало! Вы, беднота, — опора Советской власти. Вы, едрена зелена, и сами в колхоз
должны идти и тянуть за собой качающуюся фигуру середняка.
— А как ты его потянешь, ежели он не хочет? Что он, бык, что ли, взналыгал и веди? —
спросил Аркашка Менок.
— Убеди! Какой же ты боец за нашу правду, ежели не можешь другого заразить? Вот
собрание завтра будет. Сам голосуй «за» и соседа-середняка уговори. Сейчас мы приступаем
к обсуждению кулаков. Вынесем мы постановление к высылке их из пределов
Северо-Кавказского края или как?
— Подписуемся!
— Под корень их!
— Нет, уж лучше с корнем, а не под корень, — поправил Давыдов. И к Разметнову: —
Огласи список кулаков. Сейчас будем утверждать их к раскулачиванию.
Андрей достал из папки лист, передал Давыдову.
— Фрол Дамасков. Достоин он такой пролетарской кары?
Руки поднялись дружно. Но при подсчете голосов Давыдов обнаружил одного
воздержавшегося.
— Не согласен? — Он поднял покрытые потной испариной брови.
— Воздерживаюсь, — коротко отвечал не голосовавший, тихий с виду и неприметного
обличья казак.
— Почему такое? — выпытывал Давыдов.
— Потому как он — мой сосед, и я от него много добра видал. Вот и не могу на него
руки подымать.
— Выйди с собрания зараз же! — приказал Нагульнов вздрагивающим голосом,
приподнимаясь словно на стременах.
— Нет, так нельзя, товарищ Нагульнов! — строго прервал его Давыдов. — Не уходи,
гражданин! Объясни свою линию. Кулак Дамасков, по-твоему, или нет?
— Я этого не понимаю. Я неграмотный и прошу уволить меня с собрания.
— Нет, ты уж нам объясни, пожалуйста: какие милости от него получил?
— Все время он мне пособлял, быков давал, семена ссужал… мало ли… Но я не
изменяю власти. Я — за власть…