Page 18 - Поднятая целина

— Как же, мы с ним друзья были, но через то и разошлись, что он до крайности
приверженный к собственности. В двадцатом году мы с ним были на подавлении восстания в
9
одной из волостей Донецкого округа. Два эскадрона и ЧОН ходили в атаку. Много за
слободой оказалось порубанных хохлов. Титок ночью заявился на квартиру, вносит вьюки в
хату. Тряхнул их и высыпал на пол восемь отрубленных ног. «Сдурел ты, такую твою?! —
говорит ему товарищ. — Удались зараз же с этим!» А Титок говорит ему: «Не будут
восставать, б…! А мне четыре пары сапог сгодятся. Я всю семью обую». Оттаял их на печке
и начал с ног сапоги сдирать. Распорет шашкой шов на голенище, стянет Голые ноги отнес,
зарыл в стог соломы. «Похоронил», — говорит. Ежели б тогда мы узнали — расстреляли бы
как гада! Но товарищи его не выдали. А после я пытал: верно ли это? «Верно, — говорит, —
так снять не мог, на морозе одубели ноги-то, я их и пооттяпал шашкой. Мне, как чеботарю,
прискорбно, что добрые сапоги в земле сгниют. Но теперь, — говорит, — самому ужасно.
Иной раз даже ночью проснусь, прошу бабу, чтобы к стенке пустила, а то с краю страшно…»
…Ну, вот мы и пришли на мою квартиру. — Нагульнов вошел во двор, звякнул щеколдой
дверей.

5

Андрея Разметнова провожали на действительную военную службу в 1913 году. По
тогдашним порядкам должен он был идти в строй на своем коне. Но не только коня, — и
полагающееся казаку обмундирование не на что было ему купить. От покойного отца
осталась в наследство одна дедовская шашка в отерханных, утративших лоск ножнах. Век не
забыть Андрею горького унижения! На станичном сборе старики решили отправить его на
службу за счет войска: купили ему дешевого рыженького конька, седло, две шинели, двое
шаровар, сапоги… «На обчественные средства справляем тебя, Андрюшка, гляди не забудь
нашу милость, не страми станицы, служи царю справно…» — говорили старики Андрею.
А сыны богатых казаков на скачках, бывало, щеголяли сотенными конями
Корольковского завода или от племенных жеребцов с Провалья, дорогими седлами,
уздечками с серебряным набором, новехонькой одеждой… Пай Андреевой земли взяло
станичное правление, и все время, пока Андрей мотался по фронтам, защищая чужое
богатство и чужую сытую жизнь, — сдавало в аренду. Андрей заслужил на германской три
Георгиевских креста. «Крестовые» деньги посылал жене и матери. Тем и жила со снохой
старуха, чью старость, соленую от слез, поздновато пришлость Андрею покоить.
К концу войны Андреева баба с осени нанималась на молотьбу, скопила деньжат,
поехала на фронт проведать мужа. Пожила там считанные дни (11-й Донской казачий полк, в
котором служил Андрей, стоял на отдыхе), полежала на мужниной руке. Летними зарницами
отполыхали те ночи. Но много ли времени для птичьего греха, для бабьего голодного счастья
надо? А оттуда вернулась с посветлевшими глазами и через положенный срок, без крику и
слез, будто нечаянно, прямо на пашне родила, вылила в Андрея мальчишку.
В восемнадцатом году Разметнов на короткий срок вернулся в Гремячий Лог. Прожил
он в хуторе недолго: поправил подгнившие сохи и стропила сараев, вспахал две десятины
земли, потом как-то целый день пестовал сынишку, сажал его на свою вросшую в плечи,
провонявшую солдатчиной шею, бегал по горнице, смеялся, а в углах светлых, обычно
злобноватых глаз заметила жена копившиеся слезы, побелела: «Либо уезжаешь, Андрюша?»
— «Завтра. Сготовь харчей».
И на другой день он, Макар Нагульнов, атаманец Любишкин, Тит Бородин и еще
восемь человек фронтовых казаков с утра собрались возле Андреевой хаты. Подседланные
разномастные кони вынесли их за ветряк, и долго кружился по шляху легкий вешний прах,
взвихренный конскими, обутыми в летние подковы, копытами.

9 Части особого назначения, организованные для борьбы с остатками контрреволюции и бандитизмом.