Page 168 - Поднятая целина
P. 168

лишенный влаги, зачерствевший земляной покров. Давыдов спешивался на пашне — стоя на
               коленях,  разрывал  рукою  землю  и,  рассматривая  на  ладони  зернышко  пшеницы  с
               выметавшимся  тоненьким  ростком,  испытывал  горькое  чувство  жалости  к  миллионам
               похороненных в земле зерен, так мучительно тянувшихся к солнцу и почти обреченных на
               смерть.  Его  бесило  сознание  своей  беспомощности.  Нужен  был  дождь,  и  тогда  кубанка
               зеленым  плющом  застелила  бы  пашню.  Но  дождя  не  было,  и  пашни  густо  зарастали
               сильными, живучими и неприхотливыми сорняками.
                     Вечером как-то к Давыдову на квартиру пришла делегация от стариков.
                     — Мы к вам с покорнейшей просьбицей, —  сказал дед Аким Курощуп, здороваясь и
               тщетно разыскивая глазами образ, глядя на который можно было бы перекреститься.
                     — С какой просьбой?.. Иконы нету, дедушка, не ищи.
                     — Нету? Ну, обойдуся… ничего… А просьба к вам будет от стариков такая…
                     — Какая?
                     — Пашеничка-то во второй бригаде, как видно, не взойдет?
                     — Еще ничего не видно, дед.
                     — Не видно, а запохожилось на это.
                     — Ну?
                     — Дожжа надо.
                     — Надо.
                     — Дозвольте попа покликать, помолебствовать?
                     — Это для чего же? — Давыдов порозовел.
                     — Известно для чего, чтобы господь дожжичка дал.
                     — Ну, уж это дед… Ступай, дед, и больше об этом не говори.
                     — Как же так — не говори? Пашеничка-то наша?
                     — Колхозная.
                     — Ну, а мы-то кто? Мы — колхозники.
                     — А я — председатель колхоза.
                     — Мы это понимаем, товарищ. Вы бога не признаете, вас мы и не просим с хоругвой
               идтить, а нам дозвольте: мы — верующие.
                     — Не позволю. Вас колхозное собрание послало?
                     — Нет. Сказать, мы сами, старики, решили.
                     — Ну, вот, видите: вас немного, а собрание все равно не возводило бы. Надо, дедушка,
               с наукой хозяйство вести, а не с попами.
                     Давыдов  говорил  долго  и  осторожно,  стараясь  не  обидеть  религиозных  чувств
               стариков. Деды молчали. Под конец явился Макар Нагульнов. Он услышал, что старики  —
               делегация  верующих  —  отправилась  просить  у  Давыдова  разрешения  молебствовать,
               поспешил прийти.
                     — Значит, нельзя? — вздохнул, поднимаясь, дед Аким Курощуп.
                     — Нельзя и незачем. И без этого дождь будет.
                     Старики вышли, следом за ними шагнул в сенцы и Нагульнов. Он плотно притворил
               дверь в комнату Давыдова, шепотом сказал:
                     — Вы, ветхие люди! Я про вас знаю: вы все норовите по-своему жить, вы напряженные
               черти. Вам бы все престольные праздники устраивать да с иконами по степе таскаться, хлеба
               вытаптывать… Ежели самовольно привезете попа и тронетесь в поле, я следом за вами выеду
               с  пожарной  командой  и  до  тех  пор  буду  вас  из  насосов  полоскать,  пока  вы  мокрее  воды
               сделаетесь.  Понятно?  А  поп  пущай  лучше  и  не  является.  Я  его,  волосатого  жеребца,  при
               народе овечьими ножницами остригу. Остригу на страм и пущу. Понятно вам? — А потом
               вернулся к Давыдову, хмурый и недовольный сел на сундук?
                     — Ты о чем со стариками шептался? — подозрительно спросил Давыдов.
                     — Про погоду гутарили, — глазом не моргнув, отвечал Макар.
                     — Ну?
                     — Ну, и решили они твердо — не молебствовать.
   163   164   165   166   167   168   169   170   171   172   173