Page 22 - Поднятая целина

В хуторе об их связи скоро узнали и встретили ее по-разному. Мать Андрея поплакала,
пожалилась соседкам: «Страма! Со старухой связался». Но потом смирилась, притихла.
Нюрка, соседская девка, с которой при случае Андрей и пошучивал и баловался, долго
избегала с ним встреч, но как-то еще по чернотропу, на рубке хвороста встретилась лицом к
лицу, побледнела.
— Оседлала тебя старуха? — спросила она, улыбаясь дрожащими губами и не пытаясь
скрывать блеснувших под ресницами слез.
— Дыхнуть нечем! — пробовал отшучиваться Андрей.
— Моложе аль не нашлось бы? — отходя, спросила Нюрка.
— Да я сам-то, глянь-ка, какой, — Андрей снял папаху, указывая голицей на свою
иссеченную сединой голову.
— А я, дура, и седого тебя, кобеля, прилюбила! Ну, стало быть, прощай, — и ушла,
оскорбленно неся голову.
Макар Нагульнов коротко сказал:
— Не одобряю, Андрюха! Вахмистра она из тебя сделает и мелкого собственника.
Ну-ну, шутю, не видишь, что ли?
— Женись уж на ней законным путем, — однажды раздобрилась мать. — Пущай в
снохах походит.
— Не к чему, — уклончиво отвечал Андрей.
Марина — будто двадцать лет с плеч скинула. Она встречала Андрея по ночам,
сдержанно сияя чуть косо поставленными глазами, обнимала его с мужской силой, и до
белой зорьки не сходил со скуластых смуглых щек ее вишневый, яркий румянец. Будто
девичье время вернулось к ней! Она вышивала Андрею цветные и сборные из шелковых
лоскутков кисеты, преданно ловила каждое его движенье, заискивала, потом с чудовищной
силой проснулись в ней ревность и страх потерять Андрея. Она стала ходить на собрания
только для того, чтобы там наблюдать за ним — не играет ли он с молодыми бабами? Не
глядит ли на какую? Андрей первое время тяготился такой неожиданно пришедшей опекой,
ругал Марину и даже несколько раз побил, а потом привык, и его чувству мужского
самолюбия это обстоятельство стало даже льстить. Марина, выдабриваясь, отдала ему всю
мужнину одежду. И вот Андрей, до того ходивший голодранцем, — не стыдясь, на правах
преемника, защеголял по Гремячему в суконных вахмистровых шароварах и рубахах, рукава
и воротники которых были ему заметно коротки и узковаты.
Он помогал своей любушке в хозяйстве, с охоты нес ей убитого зайца или вязанку
куропаток. Но Марина никогда не злоупотребляла своей властью и не обделяла матери
Андрея, хотя и относилась к ней с чувством скрытой враждебности.
Да она и сама неплохо справлялась с хозяйством и могла бы легко обходиться без
мужской помощи. Не раз Андрей со скрытым удовольствием наблюдал, как она подымает на
вилах трехпудовый ворох пшеницы, опутанной розовой повителью, или, сидя, на
лобогрейке, мечет из-под стрекочущих крыльев валы скошенного полнозерного ячменя. В
ней было много мужской ухватистости и силы. Даже лошадь она запрягала по-мужски,
упираясь в ободь клеща, разом затягивая супонь.
С годами чувство к Марине застарело, надежно укоренилось. Андрей изредка
вспоминал о первой жене, но воспоминания уже не приносили прежней режущей боли.
Иногда лишь, встречаясь со старшим сыном Аникея Девяткина, эмигрировавшего во
Францию, бледнел: так разительно было сходство между отцом и сыном.
А потом опять в работе, в борьбе за кусок хлеба, в суете рассасывалась злоба и, тупая,
ноющая, уходила боль, похожая на ту, которую иногда испытывал он от рубца на лбу —
памятки, оставленной некогда палашом мадьярского офицера…

С собрания бедноты Андрей пошел прямо к Марине. Она пряла шерсть, дожидаясь его.
В низенькой комнатушке снотворно жужжала прялка, было жарко натоплено. Кучерявый