Page 106 - Поединок

кто-нибудь из офицеров.
Когда Ромашов вошел в мертвецкую, два человека сидели на кроватях у изголовий,
около окна. Они сидели без огня, в темноте, и только по едва слышной возне Ромашов
заметил их присутствие и с трудом узнал их, подойдя вплотную и нагнувшись над ними. Это
были штабс-капитан Клодт, алкоголик и вор, отчисленный от командования ротой, и
подпрапорщик Золотухин, долговязый, пожилой, уже плешивый игрок, скандалист,
сквернослов и тоже пьяница из типа вечных подпрапорщиков. Между обоими тускло
поблескивала на столе четвертная бутыль водки, стояла пустая тарелка с какой-то жижей и
два полных стакана. Не было видно никаких следов закуски. Собутыльники молчали, точно
притаившись от вошедшего товарища, и когда он нагибался над ними, они, хитро улыбаясь в
темноте, глядели куда-то вниз.
— Боже мой, что вы тут делаете? — спросил Ромашов испуганно.
— Т-ссс! — Золотухин таинственно, с предостерегающим видом поднял палец
кверху. — Подождите. Не мешайте.
— Тихо! — коротко шепотом сказал Клодт.
Вдруг где-то вдалеке загрохотала телега. Тогда оба торопливо подняли стаканы,
стукнулись ими и одновременно выпили.
— Да что же это такое наконец?! — воскликнул в тревоге Ромашов.
— А это, родной мой, — многозначительным шепотом ответил Клодт, — это у нас
такая закуска. Под стук телеги. Фендрик, — обратился он к Золотухину, — ну, теперь подо
что выпьем? Хочешь, под свет лупы?
— Пили уж, — серьезно возразил Золотухин и поглядел в окно на узкий серп месяца,
который низко и скучно стоял над городом. — Подождем. Вот, может быть, собака залает.
Помолчи.
Так они шептались, наклоняясь друг к другу, охваченные мрачной шутливостью
пьяного безумия. А из столовой в это время доносились смягченные, заглушенные стенами и
оттого гармонично-печальные звуки церковного напева, похожего на отдаленное
погребальное пение.
Ромашов всплеснул руками и схватился за голову.
— Господа, ради бога, оставьте: это страшно, — сказал он с тоскою.
— Убирайся к дьяволу! — заорал вдруг Золотухин. — Нет, стой, брат! Куда? Раньше
выпейте с порядочными господами. Не-ет, не перехитришь, брат. Держите его,
штабс-капитан, а я запру дверь.
Они оба вскочили с кровати и принялись с сумасшедшим лукавым смехом ловить
Ромашова. И все это вместе — эта темная вонючая комната, это тайное фантастическое
пьянство среди ночи, без огня, эти два обезумевших человека — все вдруг повеяло на
Ромашова нестерпимым ужасом смерти и сумасшествия. Он с пронзительным криком
оттолкнул Золотухина далеко в сторону и, весь содрогаясь, выскочил из мертвецкой.
Умом он знал, что ему нужно идти домой, но по какому-то непонятному влечению он
вернулся в столовую. Там уже многие дремали, сидя на стульях и подоконниках. Было
невыносимо жарко, и, несмотря на открытые окна, лампы и свечи горели не мигая.
Утомленная, сбившаяся с ног прислуга и солдаты-буфетчики дремали стоя и ежеминутно
зевали, не разжимая челюсти, одними ноздрями. Но повальное, тяжелое, общее пьянство не
прекращалось.
Веткин стоял уже на столе и пел высоким чувствительным тенором:

Бы-ы-стры, как волны-ы,
Дни-и нашей жиз-ии…

В полку было много офицеров из духовных и потому пели хорошо даже в пьяные часы.
Простой, печальный, трогательный мотив облагораживал пошлые слова. И всем на минуту
стало тоскливо и тесно под этим низким потолком в затхлой комнате, среди узкой, глухой и