Page 35 - Прощание с Матерой

самого детства. Приплыл – и невидимая дверка за спиной захлопывалась, память услужливо
подсказывала только то, что относилось к тутошней жизни, заслоняя и отдаляя все
последние перемены.
А что перемены? Их не изменить и не переменить… И никуда от них не деться. Ни от
него, ни от кого другого это не зависит. Надо – значит, надо, но в этом «надо» он понимал
только одну половину, понимал, что надо переезжать с Матёры, но не понимал, почему надо
переезжать в этот поселок, сработанный хоть и богато, красиво, домик к домику, линейка к
линейке, да поставленный так не по-людски и несуразно, что только руками развести. И
когда, собираясь вместе, маракуя, что к чему, старались догадаться мужики, зачем, по какой
такой причине надо было относить его за пять верст от берега моря, которое разольется
здесь, и заносить в глину да камни, на северный склон сопки, ни одна, даже самая веселая
отгадка в голову не лезла. Поставили – и хоть лопни! Будто, как в старых сказках, пустили
наугад стрелу, и куда ветер ее занес, туда и пошли. Объяснение простое: не для себя строили,
смотрели только, как легче построить, и меньше всего думали, удобно ли будет жить.
Считалось, когда привязывали этот новый поселок, что есть в комиссии свой человек,
который постоит за интересы жителей, – директор совхоза, но этот «свой» со стороны явился
и куда-то на сторону тут же и провалился, едва успев поставить согласную подпись. Он бы
так же спокойно поставил ее и под тем, чтобы строиться под землей. Рассказывают, что даже
начальник ГЭСстроя, ставившего новые поселки, приехав и посмотрев, что это за град
заложен, будто бы выматерился и признал, что, будь его воля, он ни за чем бы не постоял, а
перенес поселок куда следует. Но нет, дело уже было сделано, деньги угроханы, и деньги
немалые, изменить что-то стало невозможно. Жизнь, на то она и жизнь, чтоб продолжаться,
она все перенесет и примется везде, хоть и на голом камне и в зыбкой трясине, а понадобится
если, то и под водой, но зачем же без нужды испытывать ее таким образом и создавать для
людей никому не нужные трудности, зачем, заботясь о маленьких удобствах, создавать
большие неудобства? Вот о чем думал и что пытался понять Павел. И не мог понять. А
поэтому и не мог полностью принять этот новый поселок, хоть и знал, что жить в нем так
или иначе придется и что жизнь в конце концов там наладится.
Надо – значит, надо, но, вспоминая, какая будет затоплена земля, самая лучшая, веками
ухоженная и удобренная дедами и прадедами и вскормившая не одно поколение,
недоверчиво и тревожно замирало сердце: а не слишком ли дорогая цена? Не переплатить
бы? Не больно терять это только тем, кто тут не жил, не работал, не поливал своим потом
каждую борозду. Вот оно – гектар новой пашни разодрать стоит тысячу рублей; на него, на
этот золотой гектар, посеяли нынче пшеничку, а она даже не взошла. Сверху земля черная, а
подняли ее – она красная, впору кирпичный завод ставить. Пришлось пересевать люцерной
по пословице «с паршивой овцы хоть шерсти клок», и неизвестно еще, уродится ли люцерна.
Кто знает, сколько надо времени, чтоб приспособить эту дикую и бедную лесную землицу
под хлеб, заставить ее делать то, что ей не надо. А со старой пашни, помнится, в былые
времена и сами кормились, и на север, на восток многие тысячи пудов везли. Знаменитая
была пашня!
«Нет, старею, видно, – ставил себя Павел на место. – Старею, если не могу понять.
Молодые вон понимают. Им и в голову не приходит сомневаться. Как делают – так и надо.
Построили поселок тут – тут ему и следует стоять, это его единственное возможное место.
Все, что ни происходит, – к лучшему, к тому, чтобы жить было интересней и счастливей. Ну
и живи: не оглядывайся, не задумывайся. Хлеб не родит земля – привезут тебе хлеб,
готовенький, смолотый – испеченный, в белых, черных и серых булках, ешь от пуза! Молока
не станет от собственной коровы – привезут и молоко, чтоб не возиться тебе с этой коровой,
не хвостаться по кустам, собирая сенцо. И картошку, и редьку, луковку – всё привезут… А
где возьмут – не твоя забота. У нас поселок городского типа – вот и будет в нем как в городе,
ничуть не хуже. Деньги за разодранную пашню, за то, что будешь сеять-пересевать ее, ты
получишь, на деньги эти, что потребуется, купишь. Вот какой выстеклили магазин –
любо-дорого смотреть. Рядом стеклят другой, там на очереди третий… А плохо станет здесь