Page 36 - Прощание с Матерой

– уедешь в другое место, где хорошо, дорога никуда не заказана.
Старею, – признавал он. – Постарел уж – чего там! Считаю, что мать по недомыслию
хватается за старое, а далеко ли и сам ушел от нее? Неужели и мое время вышло? Мать
живет в одной уверенности, молодые в другой, а тут и уверенности никакой нету. Ни туда,
ни сюда, меж теми и другими. Возраст, что ли, такой? Не успеешь разгадать одну загадку,
наваливается вторая, еще похитрей. Но мать-то свой век отжила, а тебе еще жить и работать.
Не понимаю, что ли, что новое на пустом месте не построишь и из ничего не возьмешь, что
ради него приходится попускаться чем-то и дорогим, привычным, вкладывать немаленькие
труды? Прекрасно понимаю. И понимаю, что без техники, без самой большой техники
ничего нынче не сделать и никуда не уехать. Каждый это понимает, но как понять, как
признать то, что сотворили с поселком? Зачем потребовали от людей, кому жить тут,
напрасных трудов? Сколько, выгадывая на один день, потеряли наперед – и почему бы это не
подсчитать заранее? Можно, конечно, и не задаваться этими вопросами, а жить, как живется,
и плыть, как плывется, да ведь на том замешен: знать, что почем и что для чего, самому
докапываться до истины. На то ты и человек».
А возвращался в поселок, заходил в свой дворик, к которому волей-неволей успел
прилипнуть, и смирялась душа: жить можно. Непривычно, неудобно, чувствуешь себя
квартирантом, да оно квартирант и есть, потому что дом не твой и хозяином-барином себя в
нем не поведешь, зато и являешься на готовенькое: дрова не рубить, печку не топить… Воду,
верно, носить еще приходится, но обещают и воду на дом. Что и говорить – жизнь настала
облегченная. Пришел с работы, умылся и можешь полеживать, в потолок поплевывать,
никаких забот, никаких переживаний… Только при этой облегченности и себя чувствуешь
как-то не во весь свой вес, без твердости и надежности, будто любому дурному ветру ничего
не стоит подхватить тебя и сорвать, – ищи потом, где ты есть; какая-то противная
неуверенность исподтишка точит и точит: ты это или не ты? А если ты, как ты здесь
оказался?
Ничего, привыкнет и к этому…
Павел удивлялся, глядя на Соню, на жену свою: она как вошла в дом – в квартиру
теперь надо говорить, не в дом, – как вошла, ахнула, увидев сверкающую игрушку –
электроплиту, цветочки-лепесточки на стенах, которые и белить, оказывается, не надо,
шкафчики, вделанные внутрь, да еще ванную с кафелем, а в ней сидяк, пока, правда, без
воды, бездействующий, да еще зелененькую и веселенькую, с одной стороны полностью
застекленную веранду – будто тут всегда и была. В день освоилась, сбегала к соседям – как у
них, взялась распоряжаться, что куда ставить, что не стыдно из имеющейся мебелишки
привезти и что придется покупать, раскинула, где можно вырыть подвал и как расширить
кладовку, носилась разгоряченная, суматошная, предовольная и готова была, кажется,
приковать себя к этой квартире. А ведь тоже деревенская баба, с князьями да дворянами не
возжалась, красивой жизни не нюхала, но вот поди ж ты – распушилась, откуда что и
взялось? Как жареный петух в одно место клюнул. Для бабы и верно заманка: красиво,
чисто, не носиться как угорелой со двора в кухню и обратно, всё здесь, всё под руками. У
Сони к тому же две сестры в Иркутске: одна, выйдя замуж за человека расторопного и
удачливого, работающего по снабженческой части, жила как барыня, в квартире своей чего
только не имела, и Соня немало ей завидовала. Приезжая из города, когда удавалось туда
вырваться, недобро смотрела на ухваты да чугунки, а однажды попробовала сманить в
Иркутск и Павла. Ей там нагородили с три короба, как хорошо да ладно, культурно да
уважительно, свояк по снабженческой части посулил пристроить куда-то и его, Павла, – она
и растаяла, поддалась, полетела чуть ли не укладываться. Павел тоже едва не дрогнул,
потому как раз пошли слухи о затоплении и переселяться куда-то все равно предстояло, но
сдержался. В городе тем хорошо, кому город хорош, а кого матушка-деревня взрастила да до
старости довела – сиди уж, не рыпайся. А вышло, что и ехать в город ни к чему, город сам
сюда пожаловал. Теперь и Соня могла успокоиться, а то нет-нет да попрекала мужика. Из
грязи вылезли, в князи пошли…