Page 142 - «Детские годы Багрова-внука»
P. 142

Евсеич, подавая мне одеваться. И точно, широкая и длинная тень нашего

               дома лежала белая, как скатерть, ярко отличаясь от потемневшей и мокрой
               земли.  Тень  укорачивалась,  косилась,  и  снежный  иней  скоро  исчезал  при
               первом прикосновении солнечных лучей, которые и в исходе сентября еще
               сильно  пригревали.  Я  очень  любил  наблюдать,  как  солнышко  сгоняло
               мороз, и радовался, когда совершенно исчезала противная снежная белизна.
                     Не знаю отчего еще ни разу не брал меня отец в поле на крестьянские
               работы.  Он  говорил,  что  ему  надо  было  долго  оставаться  там  и  что  я
                                                                    ́
               соскучусь. Жнитво уже давно кончили; большую часть ржи уже перевезли
               в  гумно;  обмолотили  горох,  вытрясли  мак  –  и  я  ничего  этого  не  видал!
               Наконец мороз и солнце высушили остальные снопы, и дружно принялись
               доканчивать  возку,  несколько  запоздавшую  в  этот  год.  Я  видел  из
               бабушкиной  горницы,  как  тянулись  телеги,  нагруженные  снопами,  к
               нашему высокому гумну. Это новое зрелище возбудило моё любопытство.
               Я стал проситься с отцом, который собирался ехать в поле, и он согласился,
               сказав, что теперь можно, что он только объедет поля и останется на гумне,
               а  меня  с  Евсеичем  отпустит  домой.  Мать  также  согласилась.  С  самого

               Парашина, чему прошло уже два года, я не бывал в хлебном поле и потому
               с  большою  радостью  уселся  возле  отца  на  роспусках.  Я  предварительно
               напомнил ему, что не худо было бы взять ружьё с собой (что отец иногда
               делал), и он взял с собой ружьё. Живя в городе, я, конечно, не мог получить
               настоящего  понятия,  что  такое  осень  в  деревне.  Всё  было  ново,  всё
               изумляло и радовало меня. Мы проехали мимо пруда: на грязных и отлогих
               берегах  его  ещё  виднелись  ледяные  закрайки;  стадо  уток  плавало
               посредине. Я просил отца застрелить уточку, но отец отвечал, что «уточки
               далеко и что никакое ружьё не хватит до них». Мы поднялись на изволок и
               выехали  в  поле.  Трава  поблёкла,  потемнела  и  прилегла  к  земле;  голые
               крутые  взлобки  гор  стали  еще  круче  и  голее,  сурчины  как-то  выше  и
               краснее, потому что листья чилизника и бобовника завяли, облетели и не
               скрывали от глаз их глинистых бугров; но сурков уже не было: они давно

               попрятались  в  свои  норы,  как  сказывал  мне  отец.  Навстречу  стали
               попадаться  нам  телеги  с  хлебом,  так  называемые  сноповые  телеги.  Это
               были  короткие  дроги  с  четырьмя  столбиками  по  углам,  между  которыми
               очень ловко укладывались снопы в два ряда, укреплённые сверху гнётом и
               крепко привязанные верёвками спереди и сзади. Всё это растолковал мне
               отец,  говоря,  что  такой  воз  не  опрокинется  и  не  рассыплется  по  нашим
               косогористым дорогам, что умная лошадь одна, без провожатого, безопасно
               привезёт  его  в  гумно.  В  самом  деле,  при  сноповых  возах  были  только
               мальчики или девчонки, которые весело шли каждый при своей лошадке,
   137   138   139   140   141   142   143   144   145   146   147