Page 159 - «Детские годы Багрова-внука»

собой и горячо привязаны друг к другу. Через несколько дней Миницкие

сделались друзьями с моим отцом и матерью. Они жили в двадцати пяти
верстах от Чурасова, возле самого упразднённого городка Тагая, и потому
езжали к Прасковье Ивановне каждую неделю, даже чаще. Миницкие в
этот день, вместе с моим отцом, приходили к нам в комнаты и очень нас
обласкали. Мы полюбили их, как родных. Перед самым обедом мать
пришла за нами и водила нас обоих с сестрицей в гостиную. Прасковья
Ивановна показывала нас гостям, говоря: «Вот мои Багровы, прошу любить
да жаловать. А как Серёжа похож на дядю Григория Петровича!» Все
ласкали, целовали нас, особенно мою сестрицу, и говорили, что она будет
красавица, чем я остался очень доволен. Насчет моего сходства с каким-то
прадедушкой никто не сомневался, потому что никто его не видывал. Гости,
кроме Миницких, которых я уже знал, мне не очень понравились; особенно
невзлюбил я одну молодую даму, которая причиталась в родню моему отцу
и которая беспрестанно кривлялась и как-то странно выворачивала глаза.
Прасковья Ивановна беспрестанно её бранила, а та смеялась. Все это
показалось мне и странным и неприятным. Перед самым обедом нас

отослали на нашу половину: это названье утвердилось за нашими тремя
комнатами. Мы прежде никогда не обедали розно с отцом и матерью, кроме
того времени, когда мать уезжала в Оренбург или когда была больна, и то
мы обедали не одни, а с дедушкой, бабушкой и тётушкой, и мне такое
отлучение и одиночество за обедом было очень грустно. Я не скрыл от
матери моего чувства; она очень хорошо поняла его и разделяла со мной,
но сказала, что нельзя не исполнить волю Прасковьи Ивановны, что она
добрая и очень нас любит. «Впрочем, – прибавила она, – со временем я
надеюсь как-нибудь это устроить». Мать ушла. Печально сели мы вдвоём с
милой моей сестрицей за обед в большой столовой, где накрыли нам
кончик стола, за которым могли бы поместиться десять человек. Начался
шум и беготня лакеев, которых было множество и которые не только громко
разговаривали и смеялись, но даже ссорились и толкались и почти дрались

между собою; к ним беспрестанно прибегали девки, которых оказалось ещё
больше, чем лакеев. Из столовой был коридор в девичью, и потому
столовая служила единственным сообщением в доме; на лаковом жёлтом её
полу была протоптана дорожка из коридора в лакейскую. Тут-то
нагляделись мы с сестрой и наслушались того, о чём до сих пор понятия не
имели и что, по счастью, понять не могли. Евсеич и Параша, бывшие при
нас неотлучно, сами пришли в изумленье и даже страх от наглого
бесстыдства и своеволья окружавшей нас прислуги. Я слышал, как Евсеич
шёпотом говорил Параше: «Что это? Господи! куда мы попали? Хорош