Page 160 - «Детские годы Багрова-внука»

господский, богатый дом! Да это разбой денной!» Параша отвечала ему в

том же смысле. Между тем об нас совершенно забыли. Остатки кушаний,
приносимых из залы, ту же минуту нарасхват съедались жадными девками
и лакеями. Буфетчик Иван Никифорыч, которого величали казначеем,
только и хлопотал, кланялся и просил об одном, чтоб не трогали блюд до
тех пор, покуда не подадут их господам за стол. Евсеич не знал, что и
делать. На все его представленья и требованья, что «надобно же детям
кушать», не обращали никакого вниманья, а казначей, человек смирный, но
нетрезвый, со вздохом отвечал: «Да что же мне делать, Ефрем Евсеич?
Сами видите, какая вольница! Всякий день, ложась спать, благодарю
Господа моего Бога, что голова на плечах осталась. Просите особого
стола». Евсеич пришёл в совершенное отчаянье, что дети останутся не
кушамши; жаловаться было некому: все господа сидели за столом.
Усердный и горячий дядька мой скоро, однако, принял решительные меры.
Прежде всего, он перевёл нас из столовой в кабинет, затворил дверь и велел
Параше запереться изнутри, а сам побежал в кухню, отыскал какого-то
поварёнка из багровских, велел сварить для нас суп и зажарить на

сковороде битого мяса. Евсеич поспешно воротился к нам и стал ожидать
конца обеда, чтоб немедленно вызвать через кого-нибудь нашу мать и чтоб
донести обо всём происходившем в столовой. Вслед за стуком
отодвигаемых стульев и кресел прибежала к нам Александра Ивановна.
Узнав, что мы и не начинали обедать, она очень встревожилась, осердилась,
призвала к ответу буфетчика, который, боясь лакеев, бессовестно солгал,
что никаких блюд не осталось и подать нам было нечего. Хотя Александра
Ивановна, представляя в доме некоторым образом лицо хозяйки, очень
хорошо знала, что это бессовестная ложь, хотя она вообще хорошо знала
чурасовское лакейство и сама от него много терпела, но и она не могла себе
вообразить, чтоб могло случиться что-нибудь похожее на случившееся с
нами. Она вызвала к себе дворецкого Николая и даже главного управителя
Михайлушку, живших в особенном флигеле, рассказала им обо всем и

побожилась, что при первом подобном случае она доложит об этом
тётушке. Николай отвечал, что дворня давно у него от рук отбилась и что
это давно известно Прасковье Ивановне, а Михайлушка, на которого я
смотрел с особенным любопытством, с большою важностью сказал, явно
стараясь оправдать лакеев, что это ошибка поваров, что кушанье сейчас
подадут и что он не советует тревожить Прасковью Ивановну такими
пустяками. Только что они ушли, пришла мать. Александра Ивановна,
очень встревоженная, начала её обнимать и просить у неё прощенья в том,
что случилось с детьми. Она прибавила, что если дело дойдет до тётушки,