Page 29 - Приключения Тома Сойера; Приключения Гекльберри Финна
P. 29
и вышел из одной двери, в то время как песни и солнце вхо
дили вместе с Мери в другую.
Он бродил вдали от тех мест, где обычно собирались
мальчишки. Его манили уединенные уголки, такие же пе
чальные, как его сердце. Бревенчатый плот на реке пока
зался ему привлекательным; он сел на самый край, созерцая
унылую водную ширь и мечтая о том, как хорошо было бы
утонуть в одно мгновенье, даже не почувствовав этого и не
подвергая себя никаким неудобствам. Потом он вспомнил
о своем цветке, достал его из-под куртки — уже увядший
и смятый,— и это еще более усилило его сладкую скорбь. Он
стал спрашивать себя, пожалела бы его она, если бы знала,
какая тяжесть у него на душе? Заплакала бы она и захотела
бы обвить его шею руками и утешить его? Или она отверну
лась бы от него равнодушно, как теперь отвернулся от него
пустой и холодный свет? Мысль об этом наполнила его такой
приятной тоской, что он стал перетряхивать ее на все лады,
покуда она не истрепалась до нитки. Наконец он встал со
вздохом и ушел в темноту.
В половине десятого — или в десять часов — он очу
тился на безлюдной улице, где жила Обожаемая Незна
комка; он приостановился на миг и прислушался — ни звука.
В окне второго этажа тусклая свеча озаряла занавеску... Не
эта ли комната осчастливлена светлым присутствием его
Незнакомки? Он перелез через изгородь, тихонько пробрал
ся сквозь кусты и встал под самым окном. Долго он смотрел
на это окно с умилением, потом лег на спину, сложив на
груди руки и держа в них свой бедный, увядший цветок. Вот
так он хотел бы умереть — брошенный в этот мир равно
душных сердец: под открытым небом, не зная, куда прикло
нить бесприютную голову; ничья дружеская рука не сотрет
смертного пота у него со лба, ничье любящее лицо не скло
нится над ним с состраданием в часы его последней агонии.
Таким о н а увидит его завтра, когда выглянет из этого окна,
любуясь веселым рассветом,— и неужели из ее глаз не
упадет ни единой слезинки на его безжизненное, бедное
тело, неужели из ее груди не вырвется ни единого сла
бого вздоха при * виде этой юной блистательной жизни,
так грубо растоптанной, так рано подкошенной
смертью?
Окно распахнулось. Визгливый голос служанки осквер
нил священное безмолвие ночи, и целый поток воды окатил
останки распростертого мученика!
27