Page 79 - Белый пудель

интересный балет. В качестве главы дома он занимался исключительно тем, что закладывал
и перезакладывал то одно, то другое недвижимое имущество, не заглядывая в будущее с
беспечностью избалованного судьбой грансеньора. Привыкнув с утра до вечера вращаться в
большом обществе, он любил, чтобы и в доме у него было шумно и оживленно. Изредка ему
нравилось сюрпризом устроить для своей молодежи неожиданное развлечение и самому
принять в нем участие. Это случалось большею частью на другой день после крупного
выигрыша в клубе.

– Молодые республиканцы! – говорил он, входя в гостиную и сияя своим свежим видом и
очаровательной улыбкой. – Вы, кажется, скоро все заснете от ваших серьезных разговоров.
Кто хочет ехать со мной за город? Дорога прекрасная: солнце, снег и морозец. Страдающих
зубной болью и мировой скорбью прошу оставаться дома под надзором нашей почтеннейшей
Олимпиады Савичны…

Посылали за тройками к Ечкину, скакали сломя голову за Тверскую заставу, обедали в
«Мавритании» или в «Стрельне» и возвращались домой поздно вечером, к большому
неудовольствию Ирины Алексеевны, смотревшей брезгливо на эти «эскапады[6] дурного
тона». Но молодежь нигде так безумно не веселилась, как именно в этих эскападах, под
предводительством Аркадия Николаевича.

Неизменное участие принимал ежегодно Аркадий Николаевич и в елке. Этот детский
праздник почему-то доставлял ему своеобразное, наивное удовольствие. Никто из домашних
не умел лучше его придумать каждому подарок по вкусу, и потому в затруднительных случаях
старшие дети прибегали к его изобретательности.

– Папа?, ну что мы подарим Коле Радомскому? – спрашивали Аркадия Николаевича дочери.
– Он большой такой, гимназист последнего класса… нельзя же ему игрушку…

– Зачем же игрушку? – возражал Аркадий Николаевич. – Самое лучшее купите для него
хорошенький портсигар. Юноша будет польщен таким солидным подарком. Теперь очень
хорошенькие портсигары продаются у Лукутина. Да, кстати, намекните этому Коле, чтобы он
не стеснялся при мне курить. А то давеча, когда я вошел в гостиную, так он папироску в рукав
спрятал…

Аркадий Николаевич любил, чтобы у него елка выходила на славу, и всегда приглашал к ней
оркестр Рябова. Но в этом году[7] с музыкой произошел целый ряд роковых недоразумений. К
Рябову почему-то послали очень поздно; оркестр его, разделяемый на праздниках на три
части, оказался уже разобранным. Маэстро в силу давнего знакомства с домом Рудневых
обещал, однако, как-нибудь устроить это дело, надеясь, что в другом доме переменят день
елки, но по неизвестной причине замедлил ответом, и когда бросились искать в другие места,
то во всей Москве не оказалось ни одного оркестра. Аркадий Николаевич рассердился и
велел отыскать хорошего тапера, но кому отдал это приказание, он и сам теперь не помнил.
Этот «кто-то», наверно, свалил данное ему поручение на другого, другой – на третьего,
переврав, по обыкновению, его смысл, а третий в общей сумятице и совсем забыл о нем…

Между тем пылкая Тина успела уже взбудоражить весь дом. Почтенная экономка, толстая,
добродушная Олимпиада Савична, говорила, что и взаправду барин ей наказывал
распорядиться о тапере, если не приедет музыка, и что она об этом тогда же сказала
камердинеру Луке. Лука, в свою очередь, оправдывался тем, что его дело ходить около
Аркадия Николаевича, а не бегать по городу за фортепьянщиками. На шум прибежала из
барышниных комнат горничная Дуняша, подвижная и ловкая, как обезьяна, кокетка и
болтунья, считавшая долгом ввязываться непременно в каждое неприятное происшествие.
Хотя ее и никто не спрашивал, но она совалась к каждому с жаркими уверениями, что пускай
ее Бог разразит на этом месте, если она хоть краешком уха что-нибудь слышала о тапере.
Неизвестно, чем окончилась бы эта путаница, если бы на помощь не пришла Татьяна

Page 79/111