Page 17 - Дубровский

надеется на его скромность и порядочное поведение.
Француз ей поклонился, и отвечал, что он надеется заслужить уважение, даже если
откажут ему в благосклонности.
Маша слово в слово перевела его ответ.
– Хорошо, хорошо, – сказал Кирила Петрович, – не нужно для него ни благосклонности,
ни уважения. Дело его ходить за Сашей и учить грамматике да географии, переведи это ему.
Марья Кириловна смягчила в своем переводе грубые выражения отца, и Кирила
Петрович отпустил своего француза во флигель, где назначена была ему комната.
Маша не обратила никакого внимания на молодого француза, воспитанная в
аристократических предрассудках, учитель был для нее род слуги или мастерового, а слуга
иль мастеровой не казался ей мужчиною. Она не заметила и впечатления, ею произведенного
на М-r Дефоржа, ни его смущения, ни его трепета, ни изменившегося голоса. Несколько дней
сряду потом она встречала его довольно часто, не удостоивая большей внимательности.
Неожиданным образом получила она о нем совершенно новое понятие. На дворе у Кирила
Петровича воспитывались обыкновенно несколько медвежат и составляли одну из главных
забав покровского помещика. В первой своей молодости медвежата приводимы были
ежедневно в гостиную, где Кирила Петрович по целым часам возился с ними, стравливая их с
кошками и щенятами. Возмужав они бывали посажены на цепь, в ожидании настоящей
травли. Изредко выводили пред окна барского дома и подкатывали им порожнюю винную
бочку, утыканную гвоздями; медведь обнюхивал ее, потом тихонько до нее дотрогивался,
колол себе лапы, осердясь толкал ее сильнее, и сильнее становилась боль. Он входил в
совершенное бешенство, с ревом бросался на бочку, покаместь не отымали у бедного зверя
предмета тщетной его ярости. Случалось, что в телегу впрягали пару медведей, волею и
неволею сажали в нее гостей, и пускали их скакать на волю божию. Но лучшею шуткою
почиталась у Кирила Петровича следующая.
Прогладавшегося медведя запрут бывало в пустой комнате, привязав его веревкою за
кольцо, ввинченное в стену. Веревка была длиною почти во всю комнату, так что один только
противуположный угол мог быть безопасным от нападения страшного зверя. Приводили
обыкновенно новичка к дверям этой комнаты, нечаянно вталкивали его к медведю, двери
запирались, и несчастную жертву оставляли наедине с косматым пустынником. Бедный гость,
с оборванной полою и до крови оцарапанный, скоро отыскивал безопасный угол, но
принужден был иногда целых три часа стоять прижавшись к стене, и видеть, как разъяренный
зверь в двух шагах от него ревел, прыгал, становился на дыбы, рвался и силился до него
дотянуться. Таковы были благородные увеселения русского барина!
Несколько дней спустя после приезда учителя, Троекуров вспомнил о нем и
вознамерился угостить его в медвежьей комнате: для сего, призвав его однажды утром, повел
он его с собою темными корридорами – вдруг боковая дверь отворилась – двое слуг
вталкивают в нее француза и запирают ее на ключ. Опомнившись, учитель увидел
привязанного медведя, зверь начал фыркать, издали обнюхивая своего гостя, и вдруг,
поднявшись на задние лапы, пошел на него… Француз не смутился, не побежал, и ждал
нападения. Медведь приближился, Дефорж вынул из кармана маленькой пистолет, вложил его
в ухо голодному зверю и выстрелил. Медведь повалился. все сбежалось, двери отворились,
Кирила Петрович вошел, изумленный развязкою своей шутки.
Кирила Петрович хотел непременно объяснения всему делу – кто предварил Дефоржа о
шутке, для него предуготовленной, или зачем у него в кармане был заряженный пистолет. Он
послал за Машей, Маша прибежала и перевела французу вопросы отца.
– Я не слыхивал о медведе, – отвечал Дефорж, – но я всегда ношу при себе пистолеты,
потому что не намерен терпеть обиду, за которую, по моему званью, не могу требовать
удовлетворения.
Маша смотрела на него с изумлением, и перевела слова его Кирилу Петровичу. Кирила
Петрович ничего не отвечал, велел вытащить медведя и снять с него шкуру; потом обратясь к
своим людям сказал: – Каков молодец! не струсил, ей-богу, не струсил. С той минуты он