Page 21 - Дубровский

– Только, – отвечал исправник, складывая бумагу.
– Поздравляю, г-н исправник. Ай да бумага! по этим приметам немудрено будет вам
отыскать Дубровского. Да кто же не среднего роста, у кого не русые волосы, не прямой нос, да
не карие глаза! Бьюсь об заклад, 3 часа сряду будешь говорить с самим Дубровским, а не
догадаешься, с кем бог тебя свел. Нечего сказать, умные головушки приказные.
Исправник смиренно положил в карман свою бумагу и молча принялся за гуся с
капустой. Между тем слуги успели уж несколько раз обойти гостей, наливая каждому его
рюмку. Несколько бутылок горского и цымлянского громко были уже откупорены и приняты
благосклонно под именем шампанского, лица начинали рдеть, разговоры становились звонче,
несвязнее и веселее.
– Нет, – продолжал Кирила Петрович, – уж не видать нам такого исправника, каков был
покойник Тарас Алексеевич! Этот был не промах, не разиня. Жаль что сожгли молодца, а то
бы от него не ушел ни один человек изо всей шайки. Он бы всех до единого переловил – да и
сам Дубровский не вывернулся б и не откупился. Тарас Алексеевич деньги с него взять-то бы
взял, да и самого не выпустил – таков был обычай у покойника. Делать нечего, видно, мне
вступиться в это дело, да пойти на разбойников с моими домашними. На первый случай
отряжу человек двадцать, так они и очистят воровскую рощу; народ не трусливый, каждый в
одиночку на медведя ходит – от разбойников не попятятся.
– Здоров ли ваш медведь, батюшка Кирила Петрович, – сказал Антон Пафнутьич,
вспомня при сих словах о своем косматом знакомце и о некоторых шутках, коих и он был
когда-то жертвою.
– Миша приказал долго жить, – отвечал Кирила Петрович. – Умер славною смертью, от
руки неприятеля. Вон его победитель, – Кирила Петрович указывал на Дефоржа; – выменяй
образ моего француза. Он отомстил за твою… с позволения сказать… Помнишь?
– Как не помнить, – сказал Антон Пафнутьич почесываясь, – очень помню. Так Миша
умер. Жаль Миши, ей-богу жаль! какой был забавник! какой умница! эдакого медведя другого
не сыщешь. Да зачем мусье убил его?
Кирила Петрович с великим удовольствием стал рассказывать подвиг своего француза,
ибо имел счастливую способность тщеславиться всем, что только ни окружало его. Гости со
вниманием слушали повесть о Мишиной смерти, и с изумлением посматривали на Дефоржа,
который, не подозревая, что разговор шел о его храбрости, спокойно сидел на своем месте и
делал нравственные замечания резвому своему воспитаннику.
Обед, продолжавшийся около 3 часов, кончился; хозяин положил салфетку на стол – все
встали и пошли в гостиную, где ожидал их кофей, карты и продолжение попойки, столь славно
начатой в столовой.

ГЛАВА X.

Около семи часов вечера некоторые гости хотели ехать, но хозяин, развеселенный
пуншем, приказал запереть ворота и объявил, что до следующего утра никого со двора не
выпустит. Скоро загремела музыка, двери в залу отворились и бал завязался. Хозяин и его
приближенные сидели в углу, выпивая стакан за стаканом и любуясь веселостию молодежи.
Старушки играли в карты. Кавалеров, как и везде, где не квартирует какой-нибудь уланской
бригады, было менее, нежели дам, все мужчины годные на то были завербованы. Учитель
между всеми отличался, он танцовал более всех, все барышни выбирали его и находили, что с
ним очень ловко вальсировать. Несколько раз кружился он с Марьей Кириловною – и
барышни насмешливо за ними примечали. Наконец около полуночи усталый хозяин
прекратил танцы, приказал давать ужинать – а сам отправился спать.
Отсутствие Кирила Петровича придало обществу более свободы и живости. Кавалеры
осмелились занять место подле дам. Девицы смеялись и перешоптывались со своими
соседами; дамы громко разговаривали через стол. Мужчины пили, спорили и хохотали –
словом, ужин был чрезвычайно весел – и оставил по себе много приятных воспоминаний.