Page 18 - Дубровский

Дефоржа полюбил, и не думал уже его пробовать.
Но случай сей произвел еще большее впечатление на Марью Кириловну. Воображение
ее было поражено: она видела мертвого медведя и Дефоржа, спокойно стоящего над ним и
спокойно с нею разговаривающего. Она увидела, что храбрость и гордое самолюбие не
исключительно принадлежат одному сословию – и с тех пор стала оказывать молодому
учителю уважение, которое час от часу становилось внимательнее. Между ими основались
некоторые сношения. Маша имела прекрасный голос и большие музыкальные способности,
Дефорж вызвался давать ей уроки. После того читателю уже не трудно догадаться, что Маша в
него влюбилась, сама еще в том себе не признаваясь.

* ТОМ ВТОРОЙ *

ГЛАВА IX.

Накануне праздника гости начали съезжаться, иные останавливались в господском доме
и во флигелях, другие у приказчика, третьи у священника, четвертые у зажиточных крестьян.
Конюшни полны были дорожных лошадей, дворы и сараи загромождены разными экипажами.
В 9 часов утра заблаговестили к обедне, и все потянулось к новой каменной церкве,
построенной Кирилом Петровичем и ежегодно украшаемой его приношениями. Собралось
такое множество почетных богомольцев, что простые крестьяне не могли поместиться в
церкве, и стояли на паперти и в ограде. Обедня не начиналась – ждали Кирила Петровича. Он
приехал в коляске шестернею – и торжественно пошел на свое место, сопровождаемый
Мариею Кириловной. Взоры мужчин и женщин обратились на нее; первые удивлялись ее
красоте, вторые со вниманием осмотрели ее наряд. Началась обедня, домашние певчие пели
на крылосе, Кирила Петрович сам подтягивал, молился, не смотря ни на право, ни на лево, и с
гордым смирением поклонился в землю, когда дьякон громогласно упомянул и о зиждителе
храма сего.
Обедня кончилась. Кирила Петрович первый подошел ко кресту. Все двинулись за ним,
потом соседи подошли к нему с почтением. Дамы окружили Машу. Кирила Петрович, выходя
из церкви, пригласил всех к себе обедать, сел в коляску и отправился домой. Все поехали
вслед за ним. Комнаты наполнились гостями. Поминутно входили новые лица, и насилу могли
пробраться до хозяина. Барыни сели чинным полукругом, одетые по запоздалой моде, в
поношенных и дорогих нарядах, все в жемчугах и брилиантах, мужчины толпились около
икры и водки, с шумным разногласием разговаривая между собою. В зале накрывали стол на
80 приборов. Слуги суетились, расставляя бутылки и графины, и прилаживая скатерти.
Наконец дворецкий провозгласил: кушание поставлено, – и Кирила Петрович первый пошел
садиться за стол, за ним двинулись дамы и важно заняли свои места, наблюдая некоторое
старшинство, барышни стеснились между собою как робкое стадо козочек и выбрали себе
места одна подле другой. Против них поместились мужчины. На конце стола сел учитель
подле маленького Саши.
Слуги стали разносить тарелки по чинам, в случае недоумения руководствуясь
Лафатерскими догадками, и почти всегда безошибочно. Звон тарелок и ложек слился с
шумным говором гостей, Кирила Петрович весело обозревал свою трапезу, и вполне
наслаждался счастием хлебосола. В это время въехала на двор коляска, запряженная шестью
лошадьми.
– Это кто? – спросил хозяин.
– Антон Пафнутьич, – отвечали несколько голосов. Двери отворились, и Антон
Пафнутьич Спицын, толстый мужчина лет 50, с круглым и рябым лицом украшенным
тройным подбородком, ввалился в столовую кланяясь, улыбаясь, и уже собираясь
извиниться…
– Прибор сюда, – закричал Кирила Петрович, – милости просим, Антон Пафнутьич,