Page 239 - Преступление и наказание
P. 239

простите), то оставьте краткую, но обстоятельную записочку. Так, две строчки, две только
               строчечки, и об камне упомяните: благороднее будет-с. Ну-с, до свидания… Добрых мыслей,
               благих начинаний!
                     Порфирий  вышел,  как-то  согнувшись  и  как  бы  избегая  глядеть  на  Раскольникова.
               Раскольников подошел к окну и с раздражительным нетерпением выжидал время, когда, по
               расчету, тот выйдет на улицу и отойдет подальше. Затем поспешно вышел и сам из комнаты.


                                                              III
                     Он спешил к Свидригайлову. Чего он мог надеяться от этого человека — он и сам не
               знал. Но в этом человеке таилась какая-то  власть над  ним. Сознав это раз, он  уже не мог
               успокоиться, а теперь к тому же и пришло время.
                     Дорогой один вопрос особенно мучил его: был ли Свидригайлов у Порфирия?
                     Сколько он мог судить и в чем бы он присягнул — нет, не был! Он подумал еще и еще,
               припомнил всё посещение Порфирия, сообразил: нет, не был, конечно, не был!
                     Но если не был еще, то пойдет или не пойдет он к Порфирию?
                     Теперь покамест ему казалось, что не пойдет. Почему? Он не мог бы объяснить и этого,
               но если б и мог объяснить, то теперь он бы не стал над этим особенно ломать голову. Всё это
               его мучило, и в то же время ему было как-то не до того. Странное дело, никто бы, может
               быть,  не  поверил  этому,  но  о  своей  теперешней,  немедленной  судьбе  он  как-то  слабо,
               рассеянно заботился. Его мучило что-то другое, гораздо более важное, чрезвычайное, — о
               нем же самом и не о ком другом, но что-то другое, что-то главное. К тому же он чувствовал
               беспредельную нравственную усталость, хотя рассудок его в это утро работал лучше, чем во
               все эти последние дни.
                     Да  и  стоило  ль  теперь,  после  всего,  что  было,  стараться  побеждать  все  эти  новые
               мизерные затруднения? Стоило ль, например, стараться интриговать, чтобы Свидригайлов не
               ходил к Порфирию; изучать, разузнавать, терять время на какого-нибудь Свидригайлова!
                     О, как ему всё это надоело!
                     А между тем он все-таки спешил к Свидригайлову; уж не ожидал ли он чего-нибудь от
               него нового , указаний, выхода? И за соломинку ведь хватаются! Не судьба ль, не инстинкт
               ли какой сводит их вместе? Может быть, это была только усталость, отчаяние; может быть,
               надо было не Свидригайлова, а кого-то другого, а Свидригайлов только так тут подвернулся.
               Соня? Да и зачем бы он пошел теперь к Соне? Опять просить у ней ее слез? Да и страшна
               была ему Соня. Соня представляла собою неумолимый приговор, решение без перемены. Тут
               — или ее дорога, или его. Особенно в эту минуту он не в состоянии был ее видеть. Нет, не
               лучше ли испытать Свидригайлова: что это такое? И он не мог не сознаться внутри, что и
               действительно тот на что-то ему давно уже как бы нужен.
                     Ну, однако ж, что может быть между ними общего? Даже и злодейство не могло бы
               быть у них одинаково. Этот человек очень к тому же был неприятен, очевидно чрезвычайно
               развратен,  непременно  хитер  и  обманчив,  может  быть,  очень  зол.  Про  него  ходят  такие
               рассказы. Правда, он хлопотал за детей Катерины Ивановны; но кто знает, для чего и что это
               означает? У этого человека вечно какие-то намерения и проекты.
                     Мелькала постоянно  во все эти дни  у Раскольникова еще одна мысль и страшно его
               беспокоила, хотя он даже старался прогонять ее от себя, так она была тяжела для него! Он
               думал иногда: Свидригайлов всё вертелся около него, да и теперь вертится; Свидригайлов
               узнал его тайну; Свидригайлов имел замыслы против Дуни. А если и теперь имеет? Почти
               наверное можно сказать, что да. А если теперь, узнав его тайну и таким образом получив над
               ним власть, он захочет употребить ее как оружие против Дуни?
                     Мысль эта иногда, даже во сне, мучила его, но в первый еще раз она явилась ему так
               сознательно ярко, как теперь, когда он шел к Свидригайлову. Одна уже мысль эта приводила
               его  в  мрачную  ярость.  Во-первых,  тогда  уже  всё  изменится,  даже  в  его  собственном
               положении: следует тотчас же открыть тайну Дунечке. Следует, может быть, предать самого
   234   235   236   237   238   239   240   241   242   243   244