Page 22 - Рассказы

А. П. Чехов. «Рассказы»

Я шаркнул по песку ножкой и низко поклонился.
– Молодец мальчик… молодец мальчик… – забормотал дядя, отнимая от моих губ
руку и гладя меня по голове. – Тебя Андрюшей зовут? Так, так… М-да… клянусь богом…
Учишься?
Матушка, привирая и преувеличивая, как все матери, начала описывать мои успехи по
наукам и благонравие, а я шел около дяди и, согласно церемониалу, не переставал отвеши-
вать низкие поклоны. Когда моя матушка начала уже забрасывать удочку на тот счет, что
с моими замечательными способностями мне не мешало бы поступить в кадетский корпус
на казенный счет, и когда я, согласно церемониалу, должен был заплакать и попросить у
дядюшки протекции, дядя вдруг остановился и в изумлении расставил руки.
– Б-батюшки! Это же что? – спросил он.
Прямо на нас по аллее шла Татьяна Ивановна, жена Федора Петровича, нашего управ-
ляющего. Она несла белую накрахмаленную юбку и длинную гладильную доску. Проходя
мимо нас, она робко, сквозь ресницы взглянула на гостя и зарделась.
– Час от часу не легче… – процедил дядя сквозь зубы, ласково глядя ей вслед. – У тебя,
сестра, что ни шаг, то сюрприз… клянусь богом.
– Она у нас красавица… – сказала матушка. – Федору ее из посада высватали… за сто
верст отсюда…
Татьяну Ивановну не всякий назвал бы красавицей. Это была маленькая, полненькая
женщина, лет двадцати, стройная, чернобровая, всегда розовая и миловидная, но на лице
и во всей фигуре ее не было ни одной крупной черты, ни одного смелого штриха, на кото-
ром мог бы остановиться глаз, точно у природы, когда она творила ее, не хватало вдохнове-
ния и уверенности. Татьяна Ивановна была робка, конфузлива и благонравна, ходила тихо и
плавно, мало говорила, редко смеялась, и вся жизнь ее была так же ровна и плоска, как лицо
и гладко прилизанные волосы. Дядя щурил ей вслед глаза и улыбался. Матушка пристально
посмотрела на его улыбающееся лицо и сделалась серьезной.
– А вы, братец, так-таки и не женились! – вздохнула она.
– Не женился…
– Почему? – тихо спросила матушка.
– Как тебе сказать, жизнь так сложилась. Смолоду слишком заработался, не до жизни
было, а когда жить захотелось – оглянулся, то за моей спиной уж 50 лет стояло. Не успел!
Впрочем, говорить об этом… скучно.
Матушка и дядя оба разом вздохнули и пошли дальше, а я отстал от них и побежал
искать учителя, чтобы поделиться с ним своими впечатлениями. Победимский стоял посреди
двора и величественно глядел на небо.
– Заметно, что развитой человек! – сказал он, покрутив головой. – Надеюсь, что мы
с ним сойдемся.
Через час подошла к нам матушка.
– А у меня, голубчики, горе! – начала она, задыхаясь. – Ведь братец с лакеем приехал,
а лакей такой, бог с ним, что ни в кухню его не сунешь, ни в сени, а непременно особую
комнату ему подавай. Ума не приложу, что мне делать! Вот что разве, деточки, не перебраться
ли вам покуда во флигель к Федору? А вашу комнату лакею бы отдали, а?
Мы ответили полным согласием, потому что жить во флигеле гораздо свободнее, чем
в доме, на глазах у матушки.
– Горе, да и только! – продолжала матушка. – Братец сказал, что он будет обедать не
в полдень, а в седьмом часу, по-столичному. Просто у меня с горя ум за разум зашел! Ведь
к 7 часам весь обед перепарится в печке. Право, мужчины совсем ничего не понимают в
хозяйстве, хотя они и большого ума. Придется, горе мое, два обеда стряпать! Вы, деточки,
обедайте по-прежнему в полдень, а я, старуха, потерплю для родного брата до семи часов.

22