Page 62 - Рассказы

А. П. Чехов. «Рассказы»

V

Странный слух!
Доктор Андрей Ефимыч Рагин – замечательный человек в своем роде. Говорят, что в
ранней молодости он был очень набожен и готовил себя к духовной карьере и что, кончив
в 1863 году курс в гимназии, он намеревался поступить в духовную академию, но будто бы
его отец, доктор медицины и хирург, едко посмеялся над ним и заявил категорически, что не
будет считать его своим сыном, если он пойдет в попы. Насколько это верно – не знаю, но сам
Андрей Ефимыч не раз признавался, что он никогда не чувствовал призвания к медицине и
вообще к специальным наукам.
Как бы то ни было, кончив курс по медицинскому факультету, он в священники не
постригся. Набожности он не проявлял и на духовную особу в начале своей врачебной
карьеры походил так же мало, как теперь.
Наружность у него тяжелая, грубая, мужицкая: своим лицом, бородой, плоскими воло-
сами и крепким, неуклюжим сложением напоминает он трактирщика на большой дороге,
разъевшегося, невоздержного и крутого. Лицо суровое, покрыто синими жилками, глаза
маленькие, нос красный. При высоком росте и широких плечах у него громадные руки и
ноги; кажется, хватит кулаком – дух вон. Но поступь у него тихая и походка осторожная,
вкрадчивая; при встрече в узком коридоре он всегда первый останавливается, чтобы дать
дорогу, и не басом, как ждешь, а тонким, мягким тенорком говорит: «Виноват!» У него на
шее небольшая опухоль, которая мешает ему носить жесткие крахмальные воротнички, и
потому он всегда ходит в мягкой полотняной или ситцевой сорочке. Вообще одевается он не
по-докторски. Одну и ту же пару он таскает лет по десяти, а новая одежа, которую он обык-
новенно покупает в жидовской лавке, кажется на нем такою же поношенною и помятою, как
старая; в одном и том же сюртуке он и больных принимает, и обедает, и в гости ходит; но
это не из скупости, а от полного невнимания к своей наружности.
Когда Андрей Ефимыч приехал в город, чтобы принять должность, «богоугодное заве-
дение» находилось в ужасном состоянии. В палатах, коридорах и в больничном дворе тяжело
было дышать от смрада. Больничные мужики, сиделки и их дети спали в палатах вместе
с больными. Жаловались, что житья нет от тараканов, клопов и мышей. В хирургическом
отделении не переводилась рожа. На всю больницу было только два скальпеля и ни одного
термометра, в ваннах держали картофель. Смотритель, кастелянша и фельдшер грабили
больных, а про старого доктора, предшественника Андрея Ефимыча, рассказывали, будто
он занимался тайною продажей больничного спирта и завел себе из сиделок и больных жен-
щин целый гарем. В городе отлично знали про эти беспорядки и даже преувеличивали их,
но относились к ним спокойно; одни оправдывали их тем, что в больницу ложатся только
мещане и мужики, которые не могут быть недовольны, так как дома живут гораздо хуже,
чем в больнице; не рябчиками же их кормить! Другие же в оправдание говорили, что одному
городу без помощи земства не под силу содержать хорошую больницу; слава богу, что хоть
плохая, да есть. А молодое земство не открывало лечебницы ни в городе, ни возле, ссылаясь
на то, что город уже имеет свою больницу.
Осмотрев больницу, Андрей Ефимыч пришел к заключению, что это учреждение без-
нравственное и в высшей степени вредное для здоровья жителей. По его мнению, самое
умное, что можно было сделать, это – выпустить больных на волю, а больницу закрыть. Но
он рассудил, что для этого недостаточно одной только его воли и что это было бы бесполезно;
если физическую и нравственную нечистоту прогнать с одного места, то она перейдет на
другое; надо ждать, когда она сама выветрится. К тому же, если люди открывали больницу
и терпят ее у себя, то, значит, она им нужна; предрассудки и все эти житейские гадости и

62