Page 41 - Собачье сердце

— Зина! — орал испуганный Шариков.
Зина прибежала бледная.
— Зина, там в приемной... Она в приемной?
— В приемной, — покорно ответил Шариков, — зеленая, как купорос.
— Зеленая книжка...
— Ну, сейчас палить, — отчаянно воскликнул Шариков, — она казенная, из
библиотеки!
— Переписка — называется, как его... Энгельса с этим чертом... В печку ее!
Зина улетела.
— Я бы этого Швондера повесил, честное слово, на первом суку, — воскликнул
Филипп Филиппович, яростно впиваясь в крыло индюшки, — сидит изумительная дрянь в
доме — как нарыв. Мало того, что он пишет всякие бессмысленные пасквили в газетах...
Шариков злобно и иронически начал коситься на профессора. Филипп Филиппович в
свою очередь отправил ему косой взгляд и умолк.
«Ох, ничего доброго у нас, кажется, не выйдет в квартире», — вдруг пророчески
подумал Борменталь.
Зина внесла на круглом блюде рыжую с правого и румяную с левого бока бабу и
кофейник.
— Я не буду ее есть, — сразу угрожающе неприязненно заявил Шариков.
— Никто вас не приглашает. Держите себя прилично. Доктор, прошу вас.
В молчании закончился обед.
Шариков вытащил из кармана смятую папиросу и задымил. Откушав кофею, Филипп
Филиппович поглядел на часы, нажал на репетир, и они проиграли нежно восемь с
четвертью. Филипп Филиппович откинулся по своему обыкновению на готическую
спинку и потянулся к газете на столике.
— Доктор, прошу вас, съездите с ним в цирк. Только, ради бога, посмотрите в
программе — котов нету?
— И как такую сволочь в цирк пускают, — хмуро заметил Шариков, покачивая
головой.
— Ну мало ли кого туда допускают, — двусмысленно отозвался Филипп
Филиппович, — что там у них?
— У Соломонского, — стал вычитывать Борменталь, — четыре какие-то... Юссемс и
человек мертвой точки.
— Что это за Юссемс? — подозрительно осведомился Филипп Филиппович.
— Бог их знает. Впервые это слово встречаю.
— Ну, тогда лучше смотрите у Никитиных. Необходимо, чтобы было все ясно.
— У Никитиных... У Никитиных... гм... слоны и предел человеческой ловкости.
— Так-с. Что вы скажете относительно слонов, дорогой Шариков? — недоверчиво
спросил Филипп Филиппович у Шарикова.
Тот обиделся.
— Что же, я не понимаю, что ли? Кот — другое дело. Слоны — животные
полезные, — ответил Шариков.
— Ну-с, и отлично. Раз полезные, поезжайте и поглядите на них. Ивана Арнольдовича
слушаться надо. И ни в какие разговоры там не пускаться в буфете! Иван Арнольдович,
покорнейше прошу пива Шарикову не предлагать.
Через 10 минут Иван Арнольдович и Шариков, одетый в кепку с утиным носом и
драповое пальто с поднятым воротником, уехали в цирк. В квартире стихло. Филипп
Филиппович оказался в своем кабинете. Он зажег лампу под тяжелым зеленым колпаком,
отчего в громадном кабинете стало очень мирно, и начал мерить комнату. Долго и жарко
светился кончик сигары бледно-зеленым огнем. Руки профессор заложил в карманы брюк,
и тяжкая дума терзала его ученый с зализами лоб. Он причмокивал, напевал сквозь зубы
«к берегам священным Нила...» и что-то бормотал. Наконец отложил сигару в пепельницу,