Page 48 - Собачье сердце
P. 48
Борменталь несколько пришел в себя и выпустил Шарикова, после чего тот сейчас же
захныкал.
— Ну ладно, — прошипел Борменталь, — подождем до утра. Я ему устрою бенефис,
когда он протрезвится.
Тут он ухватил Шарикова под мышки и поволок его в приемную спать.
При этом Шариков сделал попытку брыкаться, но ноги его не слушались.
Филипп Филиппович растопырил ноги, отчего лазоревые полы разошлись, возвел руки
и глаза к потолочной лампе в коридоре и молвил:
— Ну-ну...
1 В тексте расхождение – см. примечание 5. — Ред.
2 Позже (нем.).
3 Хорошо (нем.).
4 Осторожно (нем.).
5
В тексте расхождение: см. примечание 1. — Ред.
IX
Бенефис Шарикова, обещанный доктором Борменталем, не состоялся, однако, на
следующее утро по той причине, что Полиграф Полиграфович исчез из дома. Борменталь
пришел в яростное отчаяние, обругал себя ослом за то, что не спрятал ключ от парадной
двери, кричал, что это непростительно, и кончил пожеланием, чтобы Шариков попал под
автобус. Филипп Филиппович сидел в кабинете, запустив пальцы в волосы, и говорил:
— Воображаю, что будет твориться на улице... Вообра-жа-а-ю. От Севильи до
Гренады, боже мой.
— Он в домкоме еще может быть, — бесновался Борменталь и куда-то бегал.
В домкоме он поругался с председателем Швондером до того, что тот сел писать
заявление в народный суд Хамовнического района, крича при этом, что он не сторож
питомца профессора Преображенского, тем более что этот питомец Полиграф не далее как
вчера оказался прохвостом, взяв в домкоме якобы на покупку учебников в кооперативе 7
рублей.
Федор, заработавший на этом деле три рубля, обыскал весь дом сверху донизу. Нигде
никаких следов Шарикова не было.
Выяснилось только одно — что Полиграф отбыл на рассвете в кепке, шарфе и пальто,
захватив с собой бутылку рябиновой в буфете, перчатки доктора Борменталя и все свои
документы. Дарья Петровна и Зина, не скрывая, выразили свою бурную радость и
надежду, что Шариков больше не вернется. У Дарьи Петровны Шариков занял накануне
три рубля пятьдесят копеек.
— Так вам и надо! — рычал Филипп Филиппович, потрясая кулаками. Целый день
звенел телефон, звенел телефон на другой день. Врачи принимали необыкновенное
количество пациентов, а на третий день вплотную встал в кабинете вопрос о том, что
нужно дать знать в милицию, каковая должна разыскать Шарикова в московском омуте.
И только что было произнесено слово «милиция», как благоговейную тишину Обухова
переулка прорезал лай грузовика, и окна в доме дрогнули. Затем прозвучал уверенный
звонок, и Полиграф Полиграфович вошел с необычайным достоинством, в полном
молчании снял кепку, пальто повесил на рога и оказался в новом виде. На нем была
кожаная куртка с чужого плеча, кожаные же потертые штаны и английские высокие
сапожки со шнуровкой до колен. Неимоверный запах котов тотчас расплылся по всей
передней. Преображенский и Борменталь точно по команде скрестили руки на груди,
стали у притолоки и ожидали первых сообщений от Полиграфа Полиграфовича. Он