Page 53 - Собачье сердце
P. 53
истории болезни профессорских пациентов! Лицо будто бы у доктора было совершенно
зеленое и все, ну, все... вдребезги исцарапанное. И Филипп Филиппович в тот вечер сам на
себя не был похож. И еще, что... впрочем, может быть, невинная девушка из
пречистенской квартиры и врет...
За одно можно поручиться: в квартире в этот вечер была полнейшая и ужаснейшая
тишина.
Конец повести
ЭПИЛОГ
Ночь в ночь через десять дней после сражения в смотровой в квартире профессора
Преображенского, что в Обуховой переулке, ударил резкий звонок.
— Уголовная милиция и следователь. Благоволите открыть.
Забегали шаги, застучали, стали входить, и в сверкающей от огней приемной с заново
застекленными шкафами оказалась масса народу. Двое в милицейской форме, один в
черном пальто, с портфелем, злорадный и бледный председатель Швондер, юноша-
женщина, швейцар Федор, Зина, Дарья Петровна и полуодетый Борменталь, стыдливо
прикрывающий горло без галстука.
Дверь из кабинета пропустила Филиппа Филипповича. Он вышел в известном всем
лазоревом халате, и тут же все могли убедиться сразу, что Филипп Филиппович очень
поправился в последнюю неделю. Прежний властный и энергичный Филипп Филиппович,
полный достоинства, предстал перед ночными гостями и извинился, что он в халате.
— Не стесняйтесь, профессор, — очень смущенно отозвался человек в штатском,
затем он замялся и заговорил: — Очень неприятно. У нас есть ордер на обыск в вашей
квартире и, — человек покосился на усы Филиппа Филипповича и докончил, — и арест, в
зависимости от результата.
Филипп Филиппович прищурился и спросил:
— А по какому обвинению, смею спросить, и кого?
Человек почесал щеку и стал вычитывать по бумажке из портфеля:
— По обвинению Преображенского, Борменталя, Зинаиды Буниной и Дарьи Ивановой
в убийстве заведующего подотделом очистки МКХ Полиграфа Полиграфовича Шарикова.
Рыдания Зины покрыли конец его слов. Произошло движение.
— Ничего я не понимаю, — ответил Филипп Филиппович, королевски вздергивая
плечи, — какого такого Шарикова? Ах, виноват, этого моего пса... которого я оперировал?
— Простите, профессор, не пса, а когда он уже был человеком. Вот в чем дело.
— То есть он говорил? — спросил Филипп Филиппович. — Это еще не значит быть
человеком. Впрочем, это неважно. Шарик и сейчас существует. И никто его решительно
не убивал.
— Профессор, — очень удивленно заговорил черный человечек и поднял брови, —
тогда его придется предъявить. Десятый день, как пропал, а данные, извините меня, очень
нехорошие.
— Доктор Борменталь, благоволите предъявить Шарика следователю, — приказал
Филипп Филиппович, овладевая ордером.
Доктор Борменталь, криво улыбнувшись, вышел.
Когда он вернулся и посвистал, за ним из двери кабинета выскочил пес странного
качества. Пятнами он был лыс, пятнами на нем отрастала шерсть. Вышел он, как ученый
циркач, на задних лапах, потом опустился на все четыре и осмотрелся. Гробовое молчание
застыло в приемной, как желе. Кошмарного вида пес с багровым шрамом на лбу вновь
поднялся на задние лапы и, улыбнувшись, сел в кресло.