Page 49 - Собачье сердце

пригладил жесткие волосы, кашлянул и осмотрелся так, что видно было: смущение
Полиграф желает скрыть при помощи развязности.
— Я, Филипп Филиппович, — начал он наконец говорить, — на должность поступил.
Оба врача издали неопределенный сухой звук горлом и шевельнулись.
Преображенский опомнился первый, руку протянул и молвил:
— Бумагу дайте.
Было напечатано: «Предъявитель сего товарищ Полиграф Полиграфович Шариков
действительно состоит заведующим подотделом очистки города Москвы от бродячих
животных (котов и пр.) в отделе МКХ».
— Так, — тяжело молвил Филипп Филиппович, — кто же вас устроил? Ах, впрочем, я
и сам догадываюсь.
— Ну да, Швондер, — ответил Шариков.
— Позвольте вас спросить — почему от вас так отвратительно пахнет?
Шариков понюхал куртку озабоченно.
— Ну что ж, пахнет... известно: по специальности. Вчера котов душили, душили...
Филипп Филиппович вздрогнул и посмотрел на Борменталя. Глаза у того напоминали
два черных дула, направленных на Шарикова в упор. Без всяких предисловий он двинулся
к Шарикову и легко и уверенно взял его за глотку.
— Караул! — пискнул Шариков, бледнея.
— Доктор!
— Ничего не позволю себе дурного, Филипп Филиппович, не беспокойтесь, —
железным голосом отозвался Борменталь и завопил: — Зина и Дарья Петровна!
Те появились в передней.
— Ну, повторяйте, — сказал Борменталь и чуть-чуть притиснул горло Шарикова к
шубе, — извините меня...
— Ну хорошо, повторяю, — сиплым голосом ответил совершенно пораженный
Шариков, вдруг набрал воздуху, дернулся и попытался крикнуть «караул», но крик не
вышел, и голова его совсем погрузилась в шубу.
— Доктор, умоляю вас.
Шариков закивал головой, давая знать, что он покоряется и будет повторять.
— ...Извините меня, многоуважаемая Дарья Петровна и Зинаида?..
— Прокофьевна, — шепнула испуганно Зина.
— Уф, Прокофьевна... — говорил, перехватывая воздух, охрипший Шариков, — ...что
я позволил себе...
— Себе гнусную выходку ночью в состоянии опьянения.
— Опьянения...
— Никогда больше не буду...
— Не бу...
— Пустите, пустите его, Иван Арнольдович, — взмолились одновременно обе
женщины, — вы его задушите.
Борменталь выпустил Шарикова на свободу и сказал:
— Грузовик вас ждет?
— Нет, — почтительно ответил Полиграф, — он только меня привез.
— Зина, отпустите машину. Теперь имейте в виду следующее: вы опять вернулись в
квартиру Филиппа Филипповича?
— Куда же мне еще? — робко ответил Шариков, блуждая глазами.
— Отлично-с. Быть тише воды ниже травы. В противном случае за каждую
безобразную выходку будете иметь со мною дело. Понятно?
— Понятно, — ответил Шариков.
Филипп Филиппович во все время насилия над Шариковым хранил молчание. Как-то
жалко он съежился у притолоки и грыз ноготь, потупив глаза в паркет. Потом вдруг
поднял их на Шарикова и спросил, глухо и автоматически: